Книга Ограбление в «Шотландском соколе», страница 18 – Сэм Сэджман, Майя Г. Леонард

Хол тут же присел на корточки и начал рисовать. Ленни примостилась рядом. Вагон трясло и покачивало, альбом на коленях мальчика прыгал, ручка прыгала тоже.

– Тут неудобно, – расстраивался он. – Ничего не получается.

– А ты ложись на пол, – сказала Ленни. – Давай, ложись, потом расслабь свою руку и попытайся рисовать в такт поезду.

Хол лёг прямо на пол в коридоре служебного вагона и начал рисовать, но потом задумался.

– Кажется, я понял, в какой момент похитили эту брошь.

– В какой?

– Примерно тогда, когда ты пряталась под столиком.

Он перевернул чистую страницу и нарисовал по диагонали пять сходящихся линий.

– Это что? – спросила Ленни.

– Это линии построения перспективы, – объяснил Хол.

Потом закрыл глаза, чтобы лучше вспомнить, что тогда видел. Затем начал быстро рисовать, легко и свободно, почти не глядя на рисунок. Его ручка так и летала по бумаге. Он нарисовал обстановку в вагоне-оранжерее и людей, которые там находились. Кто где стоял и что делал.

– Сначала я стоял вот здесь, – пробормотал он и поставил крестик. – Потом сидел на диване и вдруг увидел тебя. Ты пряталась внутри сервировочного столика, так?

– Так.

– Потом мы с дядей Нэтом ушли, а когда уходили, услышали, как миссис Лидия Пикль стала жаловаться, что она потеряла брошь. Хотя буквально несколькими минутами ранее эта брошь была на её груди, потому что она звякала о пустой бокал, когда Лидия проходила мимо. Я хорошо видел эту брошь.

Ленни смотрела на Хола широко открытыми глазами.

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Рисуешь. Ты рисуешь так, как будто сам снимаешь кино.

Хол пожал плечами:

– Не знаю. Всё само собой получается. Когда я что-то описываю словами, у меня ничего не выходит, всё путается. А когда рисую, всё сразу встаёт на свои места. Я будто всё вижу воочию, только у себя в голове. – Он постучал кончиком ручки по своему лбу. – Если хочешь, там действительно будто снимается кино.

Ленни присвистнула:

– Ну, ты знаешь, с такими нашими способностями сорока-воровка далеко не улетит!

Почему-то Холу было приятно это услышать. Ещё никто, кроме мамы, его так хорошо не хвалил за умение рисовать.

Вдруг послышались чьи-то шаги, и Ленни увлекла Хола в кладовую. Они закрыли за собой дверь и притихли. Грэм в форме железнодорожника прошёл мимо.

– Слушай, тебе надо отсюда выбираться, а то нас поймают, – прошептала Ленни. И тут же: – Погоди! Дай мне взглянуть на твой рисунок ещё раз. Если всё так, как ты говоришь, то Сорокой-воровкой может быть любой из этих людей. А где Эрнст Уайт?

– Он вот тут, – нарисовал кружок Хол. – Это его затылок. Он сидит в кресле спиной к нам.

Хол снова взял ручку и что-то хотел исправить в своём рисунке. Что-то его смущало. Сорокой-воровкой может быть любой? Гм. На рисунке ближе всех к миссис Пикль стоял дядя Нэт. Хола это озадачило, но Ленни лишь повторила:

– Под подозрением может быть каждый, чьё алиби не будет доказано. Ибо так говорят в кино!

Они расстались, когда дошли до королевского вагона. На прощание с Хола было взято обещание, что он сразу её найдёт, как только узнает что-то новое. А Ленни, в свою очередь, обещала порасспрашивать людей из обслуживающего персонала. Может быть, они что-то знают.

Возле купе номер девять было шумно. Весь проход занимал мистер Пикль.

– Я требую, чтобы меня впустили! – гремел его голос.

Дядя Нэт стоял спиной к двери и закрывал вход в купе. Рядом находился старший проводник Гордон Гулд. Он безуспешно пытался успокоить разбушевавшегося миллионера.

– Я понимаю ваше состояние, сэр, но боюсь, что ничем не могу вам помочь. Мы уважаем частную жизнь наших пассажиров.

– Уважаете?! А кто будет меня уважать? Кто будет уважать мою жену? Этот мальчишка толкнул её прошлый раз, чтобы отвлечь внимание и снять брошь.

Сердце у Хола слегка подпрыгнуло. Говорили о нём.

– Я требую, чтобы в купе был произведён обыск, или пусть мальчишка добровольно признается, что это он украл брошь! – продолжал греметь мистер Пикль.

– Повторяю, обратитесь в полицию, – на это всё спокойно отвечал дядя Нэт. – Скоро будет остановка.

– Пока мы обращаемся, этот разбойник уже перепрячет брошь или выбросит её в окно! – И вдруг лицо Пикля побагровело. Оно и так было красным, а сейчас стало как свёкла. – Вот он! Иди сюда, наглец! Где ты был? Снова ходил высматривать, что бы ещё украсть?

– Я. Ничего. Не крал, – раздельно и как можно спокойнее, подражая дяде, проговорил Хол.

– А ну-ка выворачивай карманы!

– Сударь! Я бы попросил вас! – тонким голосом выкрикнул дядя Нэт и тотчас встал между Холом и мистером Пиклем. Он даже, как петух, смешно наскочил на миллионера, толкнув его своей узкой грудью. Очки на носу дяди негодующе дрожали.

Толстяк не ожидал такого отпора и слегка отступил.

– Мистер Пикль, прошу вас, оставьте это дело, – воспользовался моментом Гордон Гулд и потащил Пикля на себя, схватив его за плечо.

Тот взревел и стряхнул с себя старшего проводника как пушинку.

В коридор вышел барон Эссенбах. Он был в одном халате и домашних тапках.

– Проблемы, господа?

– Никаких. Небольшое недоразумение, – ответил за всех дядя Нэт. Он был снова спокоен. – Просто мистер Пикль вдруг вообразил себя Шерлоком Холмсом.

– Что тут за шум? – В дверях своего купе появилась актриса Сьерра Найт, закутанная в белую шаль. Люси Медоуз вышла следом, держа в руке бумажные листы – очевидно, сценарий. – Можно потише, господа? Мы репетируем, – сказала Сьерра.

– Я требую, чтобы мне позволили осмотреть это купе! Открывай, я сказал, или… – начал сыпать угрозами мистер Пикль.

Дядя Нэт, по-прежнему невозмутимый, обратился к старшему проводнику:

– Гордон, откройте мне, пожалуйста, купе мистера Пикля. Я хочу его осмотреть, потому что уверен в том, что брошь валяется где-то там.

– Как вы смеете! Я жертва, а не вор!

– Возможно, вы и не вор, но, если мы хорошенько осмотрим ваше помещение, мы наверняка найдём, что потеряно.

– Неслыханно! – прогрохотал мистер Пикль, готовый взорваться как перезрелый помидор. – Я никому не позволю рыться в наших личных вещах!

– Я тоже, – ответил дядя Нэт.

Спор, может быть, продолжался бы ещё какое-то время, но тут в вагон ввалилось белое тявкающее облако собак. За ними показался их конвоир, мистер Роуэн Бак, секретарь леди Лэнсбери. Сама графиня вплыла следом. Последним в вагоне появился сын барона Эссенбаха, Майло. Он не мог пройти дальше из-за общей сутолоки с собаками и остановился в дверях. Он вытягивал шею и с любопытством смотрел, что же тут происходит. А в коридоре резко стало весьма оживлённо.