Книга Герцог в сияющих доспехах, страница 47 – Лоретта Чейз

Тем временем в Кемберли‑плейс

– Лондон? – повторил Эшмонт.

Они с Блэквудом стояли посреди гостиной леди Энкастер. Вид у обоих был далеко не изысканный, а Эшмонт и вовсе щеголял подбитым глазом. Создавалось впечатление, что по ним проехались рыночные телеги и, возможно, прошлось стадо коров.

– По‑видимому, да, – сказала ее светлость и протянула записку, которую оставил ей племянник.

Эшмонт прочел вслух:

– «Уехал в Лондон. Рипли». – Он перевернул листок, но обратная сторона была пуста. – Это все?

– Он решил, что этого достаточно.

Блэквуд и Эшмонт кивнули, поскольку тоже крайне редко снисходили до объяснений. Им и в голову не пришло, что тетушка Рипли, возможно, чего‑то недоговаривает, утаивает сведения, имеющие прямое отношение к делу.

– Лондон, – повторил Эшмонт. – Как мы и думали. Но с другой стороны…

– Так ведь он сюда заезжал, мы не ошиблись, – возразил Блэквуд. – Не поехал прямо в Лондон.

– Не дождавшись вас вчера вечером, мы решили, что вы остались в Лондоне, – заметила леди Джулия. – Прямо комедия ошибок!

– К черту! Неужели он думал, что мы не бросимся по следу? – воскликнул Эшмонт. – Разве не этого он от нас хотел?

– Напротив, мы вас ждали, – спокойно произнесла пожилая дама, не обращая внимания на грубость. – Если угодно, я думала, что вы появитесь раньше, чем мой племянник успеет уехать, или вскорости после того. Путешествие далось ему труднее, чем предполагалось.

– Нам тоже, – буркнул Блэквуд, взглянув на Эшмонта. – Мы попали в… неприятности в Патни, за что получили строгое предупреждение и все такое.

– Вот как… – Леди Джулия взяла монокль и повнимательнее посмотрела на заплывший глаз Эшмонта. – Синяк, похоже, совсем свежий.

– Результат, так сказать… недоразумения, – объяснил Блэквуд. – Упал и ударился лицом о ступеньку.

– Наверное, что‑то не то съел, – вздохнул Эшмонт. – Всю ночь тошнило, иначе я бы приехал раньше.

– Скорее выпил, – сухо поправила его леди Джулия. – Прекрасное начало счастливой супружеской жизни. Я надеялась, что даже ты хотя бы на собственной свадьбе ничего не выкинешь. Такая восхитительная девушка!

– Согласен, – потупился Эшмонт. – Не понимаю, как это не заметил ее раньше. Впрочем, тогда ведь я не собирался жениться, знаете ли.

– Если бы ты сказал ей о своих чувствах, она, может, и не сбежала бы, – заметила ее светлость.

Эшмонт нахмурился.

– Да, я был недостаточно убедителен – так мне все говорят, – но я ухаживал, вы же знаете: рассказал ей про библиотеку, как дядя… И ей, кажется, было приятно.

– И вообще, мы не уверены, что она сбежала, – сказал Блэквуд. – Есть подозрения, что это проделка Рипли.

– Вы серьезно? – удивилась леди Джулия. – И зачем бы такой умной девушке, как Олимпия, бежать с моим племянником?

– Нам это сказал ее брат.

– Каковы бы ни были ее мотивы, ваше поведение не назовешь безупречным, – заключила дама. – Чем вы занимались? Дрались как петухи и пьянствовали, вместо того чтобы догнать ее и уговорить вернуться.

– Есть смягчающие обстоятельства, – сказал Блэквуд.

Выражение лица леди Джулии сделалось еще холоднее.

– Я отказываюсь даже представлять себе, что это были за обстоятельства, просто скажу: на месте Олимпии меня бы сильно разочаровал такой поклонник. – Она махнула рукой. – Отправляйтесь в Лондон, но не удивляйтесь, если она предложит вам поискать другую кандидатуру на роль герцогини. Вероятно, так было бы правильно.

– Но мне не нужна другая! – воскликнул Эшмонт. – Если я в чем‑то провинился, то сумею все исправить. Мое намерение жениться на ней было серьезным, таковым и остается. А Рипли может поцеловать мою… кого‑нибудь.

Он поклонился с сердитым видом и направился к выходу, но на полдороге остановился: должно быть, обдумал свое поведение, – обернулся и покаянно произнес:

– Прошу прощения, леди Энкастер, за неподобающее поведение. Это было… Я не хотел… Ну, вы же понимаете. Чувства.

– Советую научиться выражать свои чувства в более приемлемой манере, – жестко сказала хозяйка. – Если этого не произойдет, ее уведет тот, кто умеет вести себя как джентльмен.

– Да, леди Энкастер, начну исправляться прямо с сегодняшнего дня.

На сей раз Эшмонт простился с дамой как положено и вышел. Блэквуд направился было за приятелем, но на полпути остановился:

– А где Алиса? Она дома?

– Ох, Рипли, что ты наделал?

Над ним нависала коричневая лохматая морда с огромным высунутым языком.

– Убирайся! – оттолкнул он пса.

В ушах у него звенело. Ногу, похоже, пора было отрезать. Капли дождя падали с деревьев на лицо. Рядом на коленях стояла леди Олимпия: губы распухшие, шляпка и очки съехали. Как же он сейчас себя ненавидел!

– Олимпия, ради бога, поднимитесь с колен: земля мокрая!

– А как же вы? Вдруг повредили себе еще что‑нибудь!

– Ничего со мной не случилось! – буркнул Рипли. – Я же не стеклянный и не какой‑нибудь неженка. Хватит обращаться со мной как с больным. Вам бы следовало дать мне по физиономии, а вы кудахчете надо мной… Разве не понимаете, что происходит? Вот почему незамужним леди не полагается находиться наедине с мужчиной. Нам нельзя доверять: стоит оказаться рядом с привлекательной женщиной, как мы теряем рассудок.

Она села на корточки и улыбнулась:

– Привлекательной? Вы правда так считаете?

Ее сердце почему‑то не перестало биться, а напротив, громко стучало. Она еще не опомнилась после поцелуя, да и опомнится ли, кто знает? Она даже не догадывалась, что поцелуй может быть таким… это вообще было сложно назвать это поцелуем… скорее вторжением. Неужели это про нее он так сказал: «привлекательная», про старую деву, «синий чулок»?

– Я уже говорил вам об этом, – пожал плечами Рипли. – Могу повторить. Вы забыли?

– Нет‑нет… – Разве можно это забыть? – Но вы дамский угодник, повеса, неразборчивый в связях.

– Возможно, я и правда менее разборчив, когда пьян, – согласился Рипли. – Но сейчас я отвратительно трезв, хотя и с удовольствием бы напился.

– Я же скучный «синий чулок», к тому же ношу очки…

– Полагаете, для мужчины это имеет хоть какое‑то значение?

– Конечно!

– Разве что в переполненном бальном зале, – возразил Рипли. – Но когда остаешься с привлекательной леди наедине, очки вообще не имеют значения, как и все прочее, что на ней надето.

Он попытался встать, но сумел лишь принять сидячее положение и выругался от досады.