Книга Бумажный дворец, страница 31 – Миранда Коули Хеллер

– Акатенанго, – показывает папа на вулкан. – Мы с твоей мамой полетели в Гватемалу, чтобы я мог познакомиться с твоей бабушкой Нанеттой и твоим дядей Остином. Это была катастрофа. Ты ведь ее никогда не видела?

– Точно не знаю. Может, и видела. Когда мне было несколько месяцев.

Папа кивает.

– Да, точно. Когда ты была еще в больнице. После операции. Она приезжала на Рождество. Привезла мне в подарок вышитый гобелен с Марией и Иосифом на ослике. Утверждала, что это ценный артефакт эпохи майя, – смеется он. – Кстати, он, наверно, где-то в этих коробках. Она была просто стихийным бедствием, эта женщина. Терпеть меня не могла. Сказала, что твоя мама выходит замуж за того, кто ей не ровня. – Он кладет фото обратно. – Конечно, она была права. Я твоей маме не пара. – На секунду папа умолкает. – Кажется, Уоллес счастлива с Лео.

– Наверное.

Папа забирает у меня фотографию. Долго не сводит с нее глаз.

– Я был так влюблен в твою маму.

– Тогда что случилось? Ты ведь ушел.

– Поверь мне, это было последнее, что мне хотелось.

– Тогда почему вы развелись?

– Наверное, твоя мама наконец поняла, что Нанетта была права насчет меня, – смеется он, но я вижу: отчасти папа верит, что так и есть.

– Бред собачий, – говорю я. – А Нанетта просто стерва.

Папа улыбается.

– В этом, мисс Элла, вы совершенно правы. – Он встает, отряхивает брюки. – Давай погрузим все это барахло в машину и свалим из страны воспоминаний.

Нэнси обнимает нас на прощание у двери.

– Как жаль, что вам надо ехать, – говорит она. – Уверена, Дуайт будет дома с минуты на минуту. Он просто поехал вернуть книгу.

Я смотрю, как она уменьшается позади.

– Нэнси кажется такой грустной. Одинокой.

– Дуайт – хороший человек и замечательный поэт, но у него свои демоны. Брак не всегда сплошное счастье, – произносит папа.

Два дня спустя папе звонит взволнованная Джоанна. Тело Дуайта Бёрка нашли в Гудзоне. Никто не видел его с утра понедельника.

– Он поехал к своему другу Картеру Эшу, – рассказывает Джоанна папе. – В итоге они выпили слишком много виски. Ты же знаешь, как с ним бывает. Мама не хотела, чтобы он ехал за рулем пьяный, убедила его остаться ночевать. Если верить Картеру, он поехал к реке на рассвете. «Чтобы слегка взбодриться после вчерашнего».

– Нет лучшего лекарства от похмелья, чем купание в холодной воде, – говорит мне папа, когда рассказывает о случившемся. – Но река может быть страшным зверем.

16:30

Нет ничего прекраснее Джонаса, мокрого после купания. Неровно постриженные черные волосы хлопают по шее истекающими водой прядями. Босиком, в одних только старых шортах, с блестящей кожей и внимательными светло-зелеными глазами. Он срывает с куста лист, осторожно вытаскивает черенок с прожилками и кладет хрупкий скелет мне в ладонь. Потом растирает между пальцами оставшуюся зелень и машет у меня под носом.

– М-м-м. – Я вдыхаю свежий мятный аромат. – Сассафрас.

– Ты знала, что коренные американцы избавлялись с его помощью от прыщей?

– Как романтично, – смеюсь я.

– Прогуляемся к морю?

Солнце расплавленной рекой льется в море. Баклан ныряет в жидкое золото. Мягко колышутся волны. По отмели ходят кулики, поклевывая песок в поисках моллюсков и морских рачков. Несколько задержавшихся пляжников еще наслаждаются солнышком. Мы сидим в углублении на вершине дюны, скрытые высокой травой. Я влюблена.

– Сегодня на пляж вытащили тюленя, – говорит Джонас. – Мы с Финном пошли посмотреть. У него была огромная рана на боку. Как будто от укуса акулы.

– Почему все эти идиоты на пляже так возбуждаются, когда видят в воде тюленя? Они сейчас повсюду – как голуби, только морские.

– Тюлени удивительные. Они могут пить соленую воду и дистиллировать ее внутри, чтобы она стала пресной. Они отделяют соль в моче. Я писал об этом доклад в пятом классе. Помню, я написал, что кто-то должен придумать, как добывать пресную воду из тюленьих мочевых пузырей.

– Ты был очень странным ребенком.

Джонас просеивает песок сквозь пальцы.

– Так чем вы с Питером занимались, когда ушли с пляжа?

– Не помню. Так, ничем особенно.

– Когда мы приехали, он поблагодарил нас за то, что мы присмотрели за детьми. Сказал, что вы были рады побыть наедине.

– Джонас.

– Прости. – Он выглядит, как десятилетний мальчишка. – Не могу удержаться.

– Можешь.

Он пропускает через пальцы травинку, завязывает ее узелком и дует в получившуюся дырочку – низкий скорбный звук.

– Ладно, – говорю я. – Но ты сам спросил. Мы бросили наши мокрые полотенца на заднее сиденье, остановились в лесу и занялись сексом. Было здорово. Мы давно уже этого не делали.

– Врешь.

– Джонас, он мой муж.

– Не надо. – Он утыкается взглядом в землю, волосы падают ему на лицо. Мне не видно его глаз.

Я вздыхаю.

– Мы заехали искупаться в Черном пруду, а потом я сидела на веранде и читала старый номер «Нью-Йоркера», мучаясь чувством вины в ожидании тебя. Почему так долго? Я с ума сходила.

Джонас поднимает взгляд и улыбается.

– Боже, я влюблен в тебя по уши.

Вдалеке на плоской стеклянной поверхности воды показывается жирная тюленья голова. Я смотрю, как она появляется и исчезает, удаляясь вдоль берега.

– Я тоже в тебя влюблена, – говорю я. – Но не уверена, что это имеет значение.

1980 год. Октябрь, Нью-Йорк

Сегодня меня задержали на музыке. Мы репетируем перед школьным зимним концертом. Я вторая флейта.

– Не забудьте убрать стойки для нот, – окликает мисс Муди, наша учительница по музыке, когда ученики один за другим идут к двери. – Партию хора отработаем завтра на первом уроке. – Она подходит ко мне, я разбираю и складываю флейту. – Мне бы хотелось, чтобы на выходных ты поработала над первой частью, Элинор. И сделай те упражнения, которые я дала тебе на занятии на прошлой неделе. Тебе надо отточить твой амбушюр, если ты собираешься попасть в си мажор. Мы же не хотим, чтобы взяла слишком высоко, так ведь?

Мне нравится мисс Муди, но иногда она раздражает. Я натягиваю пуховик, запихиваю флейту в сумку с учебниками.

Еще только половина пятого, но кажется, что уже ночь. Терпеть не могу это летнее время. Холодный ветер конца октября кусает меня сквозь одежду, пока я бреду домой по Мэдисон-авеню. На 88-й улице я останавливаюсь, чтобы купить шоколадный батончик в канцелярском магазине. Когда я выхожу из магазина, на улице стоит, прислонившись к стене, какой-то парень. Высокий, прыщавый, в спортивной куртке, какие носят мальчики из католической старшей школы по соседству.