Книга Дочь торговца шелком, страница 48 – Дайна Джеффрис

– Это исправительный лагерь, – сказал он.

Николь слышала об этих кошмарных местах, но не хотела верить слухам. Значит, они правдивы. Солдаты пропустили путников внутрь, и от мрачной атмосферы поселения Николь словно окатило ледяной волной. Проведя с театральной труппой несколько месяцев, девушка узнала, что исправительные лагеря использовали как для вербовки, так и для репрессий. Без суда и следствия арестовывали тысячи людей. На посеревших лицах заключенных словно запечатлелись ужасные истории. Здесь промывали мозги французским солдатам и зажиточным вьетнамцам: мужчинам, женщинам, детям. Они сознавались во всех грехах и благодарили своих мучителей. Многие пленники напоминали ходячих мертвецов.

– Бунтовщиков отправляют в карательные лагеря, – сказал Зыонг и улыбнулся, наслаждаясь ее замешательством. – Там еще хуже.

У Николь сдавило горло. Неужели он оставит ее тут? Пока мужчина вел Николь по лагерю, она украдкой смотрела на закованных в кандалы француженок. Их пустые взгляды говорили о куда больших ужасах, чем физическое заточение.

– Зачем я здесь?

– Я же сказал, что отведу тебя к Чану.

– Он ведь не пленник? – ахнула Николь.

Зыонг засмеялся и указал на другую сторону поляны, где солдат Вьетминя осматривал выстроившихся в шеренгу костлявых французских заключенных.

– Он cán-bô. Руководит исправительным лагерем.

Николь насторожилась:

– Значит, он из партийных кадров?

Чан вызвал из шеренги одного мужчину. Тот вытянул вперед руки, словно пытаясь найти равновесие, но все же споткнулся. Невидящий взгляд выдавал слепого. Чан выступил вперед, и Николь подумала, что он поможет заключенному. Вместо этого он вручил женщине, стоявшей в шеренге, винтовку. Та покачала головой. Тогда Чан вытащил мальчишку пяти-шести лет. Женщина закричала, и, услышав ее голос, мужчина тоже встрепенулся.

Николь сделала шаг, но Зыонг оттащил ее назад.

С тяжелым сердцем она осознала все, что происходило. Николь всматривалась в лицо Чана, стараясь разглядеть эмоции, но вот он схватил винтовку и приказал солдату принести две маленькие бамбуковые клетки. В висках Николь застучала кровь, когда одну из них надели на голову женщины. С обеих сторон присоединили деревянную дощечку, давившую на плечи. Той же пытке подвергли и ребенка. Николь потеряла чувство времени. Происходящее тянулось невыносимо долго, хотя на самом деле шло к завершению. Николь стало нехорошо, когда она увидела страх в распахнутых глазах ребенка. Его увели. Женщина тихо плакала, а слепой мужчина встал на колени, на французском умоляя о пощаде.

– Но почему?

– Отец отказался меняться. Он реакционер, нарушивший правила лагеря.

– Зачем же наказывать жену и детей?

Зыонг пожал плечами.

– Что с ними будет?

– Они сутки простоят в воде.

Николь не могла скрыть потрясение:

– Но вода же ледяная. Они утонут.

Зыонг снова пожал плечами:

– Идем. Поздороваемся с Чаном.

Николь обхватила себя руками, не в силах поверить, что Чан отдал такой приказ. Она вновь вспомнила, как чуть не утонула в Ароматной реке. Ощутила ужасное давление, услышала грохот воды. Ноги окаменели, но она заставила себя сдвинуться с места. Теперь, как никогда, хотелось вернуться к прежней жизни. Подойдя наконец к Чану, она не смогла скрыть недовольство в голосе:

– Я не понимаю. Зачем мучить ребенка?

Чан убрал со лба прядь волос и вытер пот:

– Значит, ты видела клетки?

Николь кивнула.

– Клетки принадлежат французам. Они десятилетия ими пользовались. Пытали мужчин, женщин, детей. Пусть теперь опробуют на себе.

Николь всмотрелась в лицо Чана, стараясь увидеть знакомого ей парня. Когда он так ожесточился? Чан тоже посмотрел на нее, и она вспомнила, как тепло он общался с Иветтой, однако его глаза, некогда полыхавшие страстью к общему делу, стали безжалостными.

– Что такое? – спросил Чан.

Николь покачала головой.

– Вспомни, Николь. Я говорил, что придется выбирать.

Она стиснула зубы.

– Мне казалось, я уже выбрала.

– Твое решение нужно подтвердить.

– Я полгода провела с труппой. Если ты не веришь мне сейчас, то никогда не поверишь.

– Посмотрим.

Потрясенная увиденным, Николь понимала, в какой щекотливой ситуации оказалась, но решила взглянуть опасности в лицо.

Девушка расправила плечи и спокойно проговорила:

– Чан, я предана нашему делу.

Он подозвал нескольких солдат-вьетнамцев.

– Мы захватили в плен много французов, и каждый день их все больше. Ты можешь нам пригодиться.

– Для чего?

Мужчины обступили ее кольцом и кивнули друг другу.

– Скоро все увидишь.

– Чан, скажи мне сейчас.

– Хорошо. Ты будешь работать в борделе «Мобиль де Кампань».

– Полевом борделе? – чуть ли не засмеялась Николь. – Ты же это не серьезно?

– Нам нужна информация. А ты француженка.

Чан улыбнулся, и девушка отпрянула.

– Значит, серьезно?

Он посмотрел на ухмылявшихся мужчин.

– Думаю, это даже забавно, ведь именно твой отец недавно привез из Африки свыше сотни алжирских девушек, чтобы ублажать французов.

– Мой отец этого не делал.

– Защищаешь его?

Николь вспомнила, как видела отца со смуглой женщиной, и заморгала, прогоняя этот образ. Неужели он и правда привозил проституток вместе с Жиро?

– Это так. – Чан снова улыбнулся.

– Я не пойду на такое.

– Все уже решено. А теперь идем. Я покажу, где ты будешь спать. Завтра тебя приведут в порядок и отправят туда, где ты приступишь к выполнению своих обязанностей. Вот одежда, которую ты наденешь, когда доберешься до французского гарнизона. И помни, мы узнаем, если ты нас предашь.

* * *

Ночью Николь никак не могла отделаться от гнетущих мыслей. Как наивно было считать, что можно разграничить две стороны своей жизни. Конечно, ей придется выбирать. Поведение Чана пугало ее, и казалось, что она сделала неверный выбор. Война выпустила на свободу монстров, и Николь не понимала, был бордель испытанием или уловкой. Ее отправляли на территорию, занимаемую французами, где ради своего спасения она могла раскрыть информацию о вьетнамцах, однако она находилась в розыске, а значит, ее могли арестовать. Чан знал все это.

Николь напряглась, прислушиваясь к храпу из соседней палатки. Стенки здесь были довольно хлипкими, просто брезент, натянутый на бамбуковые шесты. Николь выползла наружу и осмотрелась, часто дыша. Между палатками стелился туман, а в нависшем небе поблескивал лунный серп. Уснули даже солдаты, стоявшие на часах. При виде темного силуэта сердце Николь чуть не остановилось.