Онлайн книга «Планета кошек»
|
– Шампольон прав, надо торопиться! Даешь вплавь! – кипятится Анжело. Таков мой сынок во всей красе: вечно его посещают дурные идеи, причем в самый неподходящий момент. – Нет, – решает Роман Уэллс, – лучше ответим на их сигналы отсюда. Натали выпускает из ракетницы новый пылающий красный заряд, освещающий фасады Нью-Йорка. Роман Уэллс хватает электрический фонарь и сигналит в ответ людям на крыше сериями из трех вспышек. Потом он меняет систему: три короткие вспышки, три длинные, три короткие, пауза. После того как французский ученый проделывает все это снова, с крыши отвечают наоборот: сначала три длинных сигнала, потом три коротких и так далее. – Это азбука Морзе, – объясняет Натали, – старинный способ связи на расстоянии при помощи огней или звуков. Данная последовательность означает SOS: «спасите наши души». В очередной раз я впечатлена способностью людей решать проблемы связи на расстоянии. Азбука Морзе так азбука Морзе. Обязательно справлюсь в своей РЭОАЗ об истории этой системы и о том, как она действует. Люди на крыше здания выдают в ответ совершенно другую последовательность вспышек. – А что это означает на вашем языке Морзе? – Четыре буквы: С O M E, «придите» по-английски. Роман мигает им в ответ. – Что он им отвечает? – Спрашивает, как подняться к ним наверх. Световой диалог между зданием и «Последней надеждой» продолжается – а потом вдруг прерывается. – Больше не хотят? – волнуюсь я. – Говорят, что покажут, как к ним попасть. Мы ждем. Крепчающий ветер разгоняет облака, в чистом небе вовсю сияет полная луна, озаряющая все вокруг. К кораблю подлетает и зависает над нами, жужжа и мелко вибрируя, листик клевера с четырьмя лепестками из флуоресцентного желтого пластика. – Дрон! У них есть дроны! – радуется Натали. С дрона свисают два троса. Возобновляются сигналы Морзе, объясняющие, как надо действовать. – Надо прикрепить эти тросы к неподвижной точке на корабле, – переводит Роман. – Так мы попадем на крышу. Вспомнив наше приключение в Руане, я спрашиваю: – По принципу «зиплайна»? – Типа того, только здесь не получится скользить сверху вниз. Нас будут тянуть вверх, – уточняет Натали, уже крепящая конец троса к палубе. Роман тем временем крутит лебедку и опускает якорь, чтобы закрепить корабль на месте. Наконец, мы видим висящее на ролике пластмассовое кресло. – Что-то я не в восторге от мысли о таком подъеме, – ворчит Пифагор. – Как тебе известно, высота вызывает у меня головокружение. – Он весь дрожит и ничего не может с собой сделать. – У тебя уже есть опыт, – вразумляю я его. – Там было не так высоко. – Как будто ты не летал на воздушном шаре! Между прочим, он взлетал еще выше, чем крыша этого небоскреба. – Так-то оно так, но там можно было свернуться на дне корзины и не смотреть вниз. А здесь негде спрятаться. У него на все есть ответ. – А кто лазил на мачту? На мачте у тебя не кружилась голова? – Мачта твердо закреплена на палубе. Хочу – спущусь. А здесь изволь болтаться в пустоте и не иметь возможности ни спрятаться, ни вернуться назад. Ну и трусишка! – Опять крысы! – докладывает Эсмеральда. Смышленые твари засекли, должно быть, наши световые «переговоры» и снова плывут в нашу сторону. На беду, в воду спущен якорь, стабилизирующий «зиплайн», значит, крысы опять полезут на борт по цепи. – Увы, – говорю я Пифагору, – у нас нет выбора. Моя служанка уже сидит в кресле. Я прыгаю ей на колени. Ко мне присоединяется Анжело. Эсмеральде тоже хочется в небо. – Только не ты! – мяукаю я. – Это почему? – Это место Пифагора. Ты поднимешься с Романом. – Я поворачиваюсь к своему коту, дрожащему от страха. – Давай скорее! – Учти, Бастет, у меня дурное предчувствие. – Что ты предпочитаешь: настоящих крыс или воображаемое головокружение? В конце концов сиамец с синими глазищами соглашается к нам примкнуть и устраивается на коленях у моей служанки. – Не смотри вниз, и дело с концом. Не иначе как для того, чтобы прервать этот диалог, трос напрягается и тянет нас наверх. Корабль остается внизу, мы взмываем над морем. Сверху хорошо видна колонна крыс, плывущих штурмовать «Последнюю надежду». Им не везет: волны отбрасывают их назад, к берегу, но они чрезвычайно упорны. Мы поднимаемся все выше. Я чувствую, как у Пифагора, большого мудрого Пифагора, дрожит мелким бесом каждая шерстинка. Он не открывает глаз и на всякий случай зажимает себе лапами веки. Небоскребы все ближе, лязг ролика все громче, все страшнее. Сюда, Нью-Йорк! Сюда, Америка! Ко мне! Я все больше убеждаюсь, что нас затягивает слишком высоко. В Париже я таких высоких домов не видела. Если я упаду с такой высоты, то мне несдобровать, даже если получится мягко приземлиться на все четыре лапы. Лично я, в отличие от Пифагора, не страдаю страхом высоты, но он, бедняга, дрожит все сильнее. Луна освещает Нью-Йорк. Сверху этот город выглядит еще более странным. Здания и вправду гигантские, зловеще мерцающие стеклянными гранями. Беда в том, что ветер все сильнее раскачивает кресло. Тащащий нас вперед и вверх трос вдруг замирает, и мы повисаем над бездной. Нас сотрясают порывы ветра. Пифагор сходит с ума от ужаса. Удивительное дело: такой культурный, такой умный – и при этом такой отъявленный трус. Натали тоже вскрикивает, ей тоже неспокойно висеть вот так, в пустоте. Анжело цепляется за меня, я – за Натали, она – за пластмассовое сиденье. За меня, кроме сыночка, цепляется Пифагор: так впивается когтями мне в шерсть, что вот-вот доберется до кожи. – Спокойно, Анжело, сейчас поедем дальше. Мы по-прежнему висим без движения, Натали уже голос сорвала, крича в небеса: – Эй, там, наверху, вы меня слышите? В ответ глухое молчание. Оборачиваясь, мы уже не видим «Последнюю надежду», которую, наверное, берут на абордаж крысы. Внезапный порыв ветра едва не переворачивает наше кресло. Натали теряет равновесие и сползает с сиденья. На счастье, она инстинктивно хватается за его край правой рукой. Та еще картина: кресло висит на тросе, Натали – на сиденье кресла, я вцепилась передними лапами в ее одежду, Анжело держится за мою правую заднюю лапу, Пифагор – за левую. |