Книга Невеста-сорванец, страница 52 – Кэтрин Коултер

— В наш медовый месяц я не стану заставлять тебя засушивать листья.

— А что же ты будешь делать в наш медовый месяц?

Джеймс прикусил язык. Опять эти неуместные вопросы!

— Понимаешь, есть вполне общепринятые вещи, которыми занимаются в медовый месяц. Да ведь ты все знаешь о сексе, Корри.

— Ну, далеко не все. Хочешь сказать, что предпочел бы секс изготовлению гербариев? Или лучше читать трактаты об орбитальном вращении Сатурна в облаке космической пыли?

— Нет. Для меня Сатурн перестанет существовать. Для любого нормального мужчины космос прекратит существование на весь медовый месяц, если только он не смотрит на звезды, отражающиеся в глазах новобрачной. Видишь ли, большинство мужчин думают только об одном. А в медовый месяц они могут… ну, не важно.

Джеймс запустил пальцы в волосы.

— Черт знает что, ты ждешь обещания каких-то невиданных порочных игр? Хорошо, я собираюсь сорвать с тебя одежду и ласкать, пока не ослабеешь от усталости и не захрапишь.

— Джеймс, ты тут много чего наговорил. Но самый конец, то есть храп, звучит совсем не романтично.

— По правде сказать, я знаю, что ты не храпишь. Скорее мурлычешь. И вот что: я позволю тебе бесконечно флиртовать со мной.

— Мужья не флиртуют с женами.

— Да ну! Речь истинно мудрого оракула!

— Мне надоел твой сарказм, Джеймс Шербрук. Я не так глупа. И знаю, что тетя Мейбелла в большинстве случаев готова не поцеловать, а лягнуть дядю Саймона.

— Видела бы ты моих родителей! Только на прошлой неделе, зайдя за угол, я застал отца, прижимавшего мать к стене и целующего ее шею. А ведь они женаты целую вечность.

— Прижимал к стене? Правда?!

— Правда. И я бы с удовольствием последовал его примеру. Затащу в самую темную часть сада и попробую, какова на вкус твоя шейка. И все это в аромате цветущего ночного жасмина. Мы прекрасно поладим, Корри. А теперь, поскольку я сейчас потеряю сознание от слабости, скажи «да» и оставь меня с миром.

— Ты меня не любишь.

— Очень сомневаюсь, что Девлин Монро признался тебе в любви, — вырвалось у Джеймса.

— Не признался. Но сказал, что находит меня усладой. Это его истинные слова. Не пойми меня не правильно. Быть усладой — весьма соблазнительно, но не это важно в браке.

— Ты так ему и сказала?

— О да. Но он возразил, что это прекрасное начало, не так ли, и я ответила, что именно так, но что все это идеальная преамбула, скажем, к пикнику или прогулке в парке, но не к браку.

Она отказала Девлину, отослала его прочь, решительно отвергла.

Джеймс ухмыльнулся, слабея от облегчения.

— Я попросила его задуматься над нашими отношениями всерьез, и тогда я, возможно, благосклонно отнесусь к его предложению.

Джеймс встрепенулся. Как жаль, что у него в последнее время голова плохо работает. Но он так устал и хочет одного: броситься на постель и проспать до ужина.

— Мы знаем друг друга, Корри, и не только знаем, но и любим, по крайней мере большую часть времени.

— Но ты совсем не любил меня, когда Дарлинг едва не столкнула тебя с обрыва.

— Хочешь правду, Корри? О том дне у меня сохранилось только одно воспоминание: о твоей попке в моей ладони… когда я шлепал тебя.

У нее мигом пересохло во рту.

— М-моей попке? Ты… ты помнишь о моей попке?

— Ну конечно. У тебя прелестная попка, Корри. Если выйдешь за меня, я всегда смогу раздеть тебя, уложить на спину и обтереть мокрой салфеткой, снова и снова, что-нибудь напевая. Интересно, кожа у тебя такая же белая, как у Девлина?

— Ты же не хотел, чтобы я произносила его имя!

Джеймс рассмеялся.

— Ага, смутилась? Представь себя голой, Корри. Представь, как я глажу тебя всю, особенно груди, и ты выгибаешь спину, чтобы посильнее надавить на мою ладонь. Ну как?

— О Господи, — пробормотала она, отворачиваясь, чтобы уйти.

— Нет! — воскликнул он, хватая ее за руку. — Нет, на этот раз ты так просто не уйдешь! Мы уладим все прямо сейчас, Кориандр Тайборн-Барретт! Боже, что за кошмарное имя! Как по-твоему, после того как нас обвенчают, следует ли писать его в церковной книге полностью?

Корри стояла абсолютно неподвижно, отчетливо сознавая, что его пальцы оглаживают ее руки, особенно в том месте, где был оторван рукав.

— Если не выйдешь за меня, я сделаю что-то ужасное.

— А именно?

— Не скажу. Слушай, наглое отродье, у нас нет выбора. Если не выйдешь за меня, мы оба перестанем существовать в глазах света, то есть никакой репутации у нас вообще не останется. Неужели не понимаешь? Где же твой острый ум?

— Твоя репутация останется при тебе, так что не мели вздора. А я просто вернусь в деревню, и обо мне забудут.

Джеймс, по обыкновению, встряхнул ее.

— Какая глупость! Не могу взять в толк, откуда у тебя подобные мысли.

— Ты прав, и прости меня. Не подумала.

Она посмотрела на его руки, по-прежнему сжимавшие ее плечи, вырвалась и, отступив, потрясла кулаком перед его носом, всхлипнув:

— Ты меня не любишь!

— А ты, полагаю, любишь меня? — завопил он.

Корри молча смотрела на него, прикусив губу.

— Ну? Отвечай, черт тебя побери!

— Прекрати на меня орать!

— Почему же не отвечаешь? Ладно, молчи, ты так редко это делаешь, что не слышать твоей трескотни — уже облегчение. В три года ты меня обожала. Что же изменилось?

— Знаешь, когда тебе три года, все кажется намного проще, а мир видится в черно-белых тонах. Мне уже не три года, Джеймс.

— Конечно, стоит только взглянуть на твою грудь, как я это понимаю. Неужели я вижу румянец на твоей дерзкой физиономии? Ты хочешь поймать меня на удочку, как форель, и водить на крючке. Совсем по-женски, но мне не очень нравится. Ты говоришь, что я не люблю тебя и что все случилось слишком быстро. Как такое может произойти всего за одну неделю? Ты очень мне нравишься. Я восхищаюсь тобой. И считаю безрассудно храброй. Разумеется, от тебя можно ждать всего, чего угодно, но дело в том, что мы прекрасно ладим. И знаем друг друга целую вечность. Мои родители хорошо к тебе относятся, как и ты к ним, — забудь бабку, она ненавидит всех на свете, — а если выйдешь за меня, твой дядя Саймон успокоится: ведь за тобой не станут охотиться, как за бешеной собакой, поскольку наш брак не будет иметь ничего общего с проклятыми деньгами. И все будут довольны. Это заткнет рты сплетникам. Нас будут благословлять. Нам будут улыбаться. И никто не посмеет смотреть на тебя свысока. А меня больше не будут считать насильником и соблазнителем молодых девиц. Повторяю, Корри, мы прекрасно уживемся. И довольно об этом.