Книга Подлунный квест, страница 50 – Денис Кащеев

— Граф Ростопчин так боится проиграть в схватке, что идет на слом неписаной традиции? — язвительно осведомилась между тем Милана.

— Сие его законное право, сударыня, — развел руками ротмистр.

— Его сиятельство поймет, если вы откажетесь драться на сих условиях, молодая графиня, — в свою очередь высокомерно обронил гвардеец.

— Не дождется! — угрюмо буркнула Воронцова.

— Пойдемте, я помогу вам с перстнем… и с пальцем, — аккуратно тронула Милану за локоть фон Ливен.

— Если угодно, господин поручик также к вашим услугам, — показал Воронцовой глазами на скромно державшегося в стороне жандармского лекаря Петров-Боширов.

— Благодарю, господин ротмистр, мы сами справимся, — процедила Милана и вместе с Терезой двинулась в сторону дамской комнаты.

Убрались восвояси и оба контролера.

— Как думаешь, сильно ее ослабит отсутствие перстня? — шепотом спросил я у Муравьевой, неприязненно глядя вслед Репнину.

«Весьма», — опередив Машу, ответила Оши.

«И что делать?» — перешел на безмолвный диалог и я.

«Теперь уже ничего не поделаешь…»

«Ладно хоть я ночью у графа Василия добрый кус оттяпала, — столь же беззвучно бросила Муравьева. — Милана справится!»

«Конечно, справится! — поспешил подхватить я. — Но Ростопчин — свинья, конечно!»

«Поверь: еще какая!» — хмыкнула Маша.

«После того, как он велел пропустить Терезу с Пири, я просто подумал, что граф склонен поступать…» — хотел сказать: «благородно», но слово это настолько не вязалось у меня сейчас с Ростопчиным, что осекся.

«Не допусти граф Василий Пири — его бы потом обвинили в попрании дуэльного кодекса, — заметила Оши. — А насчет перстня, как справедливо отметил господин ротмистр, Ростопчин полностью в своем праве. Формального нарушения нет, а на досужие пересуды ему начхать!»

В этот момент к нам вернулись Воронцова и фон Ливен. Все пальцы у молодой графини были на месте, но перстень на безымянном левой руки отсутствовал.

Свой китель Милана несла, перекинув через локоть — как видно, сняла в дамской комнате и не стала снова надевать в преддверии поединка. На манжете белой рубашки я заметил у нее два бурых пятнышка — должно быть, следы от скоротечной операции по удалению фамильного кольца. Почти машинально сложив пальцы в щепоть, я убрал кровь с рукава девушки.

— Благодарю, — кивнула мне Воронцова. — Сегодня мне следует выглядеть безупречно…

Прозвучало это, надо признать, мрачновато.

— Ты его вынесешь, — как сумел более уверенно заявил я. — Со свистом!

— Согласна без свиста… Говорят, если свистеть — денег не будет, — выдавила улыбку Милана. — А мне это сейчас как никогда актуально…

— Так это ж Ростопчин просвистит — ему и деньги терять! — с жаром поддержала меня Муравьева. Правда, в глазах ее, кои от Воронцовой Маша предусмотрительно отвела, читалось совсем иное, что-то вроде: «Ох, зря мы все это затеяли! Ох, зря!» Но ни вслух, ни даже безгласно длинноножка этого, конечно, не произнесла.

— Молодая графиня, извольте проследовать в зимний сад! — донесся в этот момент до нас деловитый голос Петрова-Боширова.

— Ну, я пошла, — резко тряхнув косой — словно сбрасывая какую-то полудремоту — отрывисто бросила Милана.

— Удачи! — выдохнул я.

— Победы! — проговорила Муравьева.

— Мы с вами! — заявила фон Ливен.

— Пири, ступай за мной! — велела Воронцова клейменой девушке — и вошла в оранжерею.

Ростопчин уже ждал Милану внутри — вальяжно прислонившись к стволу почти пятиметровой пальмы. Но, как только Воронцова вступила в сад, граф оторвался от своей экзотической опоры и шагнул с подстриженного зеленого газончика на выложенную декоративной плиткой дорожку.

Не дойдя до противника саженей шесть, Милана остановилась, завела правую руку с кителем за спину, а левую протянула Пири. Холоп послушно взяла хозяйку за обнаженное запястье.

Петров-Боширов и Репнин тоже вступили под стеклянную крышу оранжереи.

— Милостивые государи и милостивые государыни! — явно усилив голос магией, провозгласил гвардейский полковник. В саду, должно быть, его слова звучали совсем уж громогласно — Воронцова аж поморщилась. — Пробил час смертного поединка между графом Василием Ростопчиным и молодой графиней Миланой Воронцовой! Молодая графиня, Ваше сиятельство… — Приступайте!

Девушка атаковала сразу же, как только прозвучала команда — простым, но, должно быть, мощным ударом. Увы, не настолько мощным, чтобы заставить графа хотя бы покачнуться: спокойно приняв выпад Миланы на щит, Ростопчин тут же ответил целой серией своих. Под их давлением Воронцова было отпрянула на полшага, но тут же восстановила позицию и один за другим выпустила в противника три файербола. Первый и второй погасли еще на подлете, но вот третий, кажется, едва не опалил графу кустистые седые брови. Ростопчин самую малость, но отвлекся, и, спеша развить преимущество, девушка зарядила ему чем-то в ноги — я не понял, какой именно техникой, но, должно быть, весьма действенной — граф разом рухнул на колени.

Публика в коридоре ахнула: большинство здесь ждали совсем иного зрелища. Но еще прежде, чем стих шелест изумленного выдоха, а я успел возликовать, Ростопчин уже снова стоял на дорожке в полный рост и с обеих рук засыпал Милану градом ударов, вынуждая противницу обреченно пятиться, таща за собой безучастную Пири. Не знаю уж, вовсе граф пренебрег щитом или положился не некую внутреннюю технику, но в любом случае ни о каких контрвыпадах Воронцова сейчас и не помышляла, уйдя в глухую оборону.

— Ну же! — прошептала рядом со мной Муравьева. — Не прогибайся! Стой!

Милана и впрямь перестала отступать, но как раз в этот момент тонкие пальцы Пири, которыми она стискивала руку Воронцовой, принялись стремительно чернеть — в «бурдюке» закончилась мана.

Я бы вскрикнул, но голосовые связки внезапно отказались мне служить. Ясно было, что в горячке боя молодая графиня не замечает, что уже выкачала своего холопа до дна — и теперь тянет из Пири саму жизнь… Что будет дальше, я слишком хорошо себе представлял, и невольно зажмурился.

А когда буквально через мгновение заставил себя снова распахнуть глаза, Милана уже оттолкнула клейменую девицу прочь от себя — живую и лишь слегка покалеченную.

— Оххх… — вырвалось-таки у меня.

Милана сообразила! И… И должна была теперь полагаться только на свою собственную ману. Вот только хватит ли ее Воронцовой?!

— Пальцы восстановятся, — заметила между тем Тереза — очевидно, мне. — С Пири такое не впервые — это легко лечится.

Но о клейменой девушке я уже не думал — только о Милане, которая только что сделала очень непростой и совсем не характерный для себя выбор. Наверное, правильный, но не роковой ли?