
Онлайн книга «Конфлизм»
– Сказала, что ей надо решить какие-то личные проблемы. Обещала быть к обеду. – Понятно. – Сбитый с Толку Тимофей вернулся на рабочее место перед двумя экранами, оборудованное двумя приборными консолями с подлокотниками для удобного управления комплексами измерителей. – Минута до запуска! – предупредил Феофанов. Тимофей торопливо набрал номер Грубина. – Привет, – отозвался Валера. – Ты уже встал? – Я давно на работе, запускаем пятёрку! Руна не явилась, сказала шефу, что хочет решить личные проблемы. Если она одна пойдёт разбираться с полковником Житомирским… – Понял, засада! – Сделай что-нибудь! – Диктуй адрес и мобилу. Тимофей продиктовал. – Эти ребята сидят в Люблино. – Помню, разберёмся, потом позвоню. Тимофей вздохнул с облегчением, отключая вижн, и в этот момент Феофанов объявил: – Пуск! Сквозь тихий гул работающего силового оборудования лаборатории донёсся двойной щелчок. Вокруг дверцы камеры зажглось ожерелье красных индикаторов. – Инвертор включён! – раздался мягкий голос компьютера. Экран напротив Тимофея озарила вспышка сиреневой молнии, разорвавшей пространство внутри камеры. Второй монитор – справа в этот миг показал пульсирующий мыльный пузырь – с виду начавший расширяться и в течение нескольких мгновений занявший всю камеру, а затем рванувший за её пределы клочьями светящейся субстанции, не то горящего газа, не то электрической плазмы, не то призрачного лунного сияния. Стенка камеры растворилась в этом сиянии, ударившем вихрем в помещение лаборатории. Раздались крики испуганных женщин. – Выключ… – донёсся слабый всхлип Валика. Ответа Феофанова Тимофей не услышал. Пространство вокруг раскололось трещинами, начало сворачиваться в необычный узел кипящих геометрических фигур, пронизывающих друг друга и порождающих необычные ощущения. Исходящее от аппаратуры тепло Тимофей вдруг стал воспринимать как прикосновение тысяч иголочек! Руки превратились в потоки элементарных частиц, сплетающихся в жилочки кружевной ткани, образующей тело! Пространство вокруг перестало быть целым, превращаясь к конгломерат тающих друг в друге прозрачных фигур – кубов, шаров, эллипсоидов, разбивших помещение наподобие пены из мыльных пузырей! Он невольно попытался попятиться, забыв, что сидит в кресле, и вывалился на вершину не то скалы, не то башни, возвышающейся над долиной, окруженной смутно видимыми горными стенами, смыкающимися в острый готический шатёр высоко в небе! Самое странное, что этот удивительный неземной пейзаж он видел не только глазами, но и всем телом, ощущая сразу все стороны света, не отделяя низ от верха и восприятия «лево» от «право». К тому же одновременно к неземной картине примешивалось изображение лаборатории со всеми аппаратами и сидящими в креслах операторами. Это комплексное переживание было таким необычным, что Тимофей осознал пейзаж как объёмное игровое поле, воспроизведенное компьютером для участников игры. Современные машины уже научились создавать панорамы с эффектом участия, и, входя в игру, человек становился её живым персонажем, проживая заложенные программой коллизии. Каменная твердь под ногами вдруг начала зыбиться и таять. Испугавшись, Тимофей снова попятился (ощущая при том, что сидит в кресле, хотя и не видит его) и оказался на дне чашеобразной долины, рядом с возносящейся в мутное небо башней, свитой из прямоугольных жил. Именно на её вершине он и находился только что. Вспомнилась знаменитая на весь мир Гора Дьявола, расположенная в аризонской пустыне. Башня походила на ту гору как двойник, хотя и была в несколько раз тоньше и стройней. Тимофей хотел было обойти её, сделал шаг и начал погружаться в слой щебня, покрывавшего дно долины. Попытался подпрыгнуть, на миг потерял ориентацию, а когда стал видеть, понял, что попал на Луну! Во всяком случае, ландшафт вокруг напоминал лунный, небо над головой было чёрным, усеянное мириадами звёзд, а над горизонтом висел серо-синий, с зеленоватым оттенком и с белыми пятнышками облаков, шар Земли. Из дальних далей донёсся чей-то отчаянный вопль: – Выключайте! Тимофей даже не понял, кто именно кричал, Феофанов или кто-то из операторов. Пульт, на котором находился резервный предохранитель, поставленный Петровичем на всякий случай, физик видел, но как только потянулся к нему, лишь вызвал этим очередную метаморфозу. Сначала проявился эффект синестезии. Свет, излучаемый Землёй, стал горьким. Лучики звёзд, наоборот, показались сладковатыми. Грунт под ногами обрёл прозрачность, словно обратился в лёд, только не холодный, а наоборот – горячий. Над равниной Луны словно игрушечный болванчик вырос высокий шпиль – та самая башня, на которой он оказался после начала эксперимента, выглядевшая издали настоящим минаретом. Пришла мысль вспрыгнуть на неё с разбега. Не обдумав идею как следует, Тимофей бросился к ней, не ощущая ног, и мгновенно оказался на её плоской вершине. Башня-минарет тоже стала прозрачной, а затем Тимофей провалился в неё и растворился в пучке прямоугольных жил, превратившись в одну из протаявших внутри кишкообразных петель. На мгновение кристаллический массив башни обнял человека как вторая кожа, и ему показалось, что перед глазами распахнулась вся Вселенная! Но человеческая ограниченность не позволила ему осознать масштаб мироздания, и непонятный феномен буквально вышвырнул испытателя из своей структуры в реальный мир. Тимофей ощутил себя сидящим в кресле и судорожным движением стукнул кулаком по красному грибку запасного выключателя. Множащееся стеклянно-зеркальными изломами мыльных пузырей пространство вокруг сжалось до нормальных размеров, приобретя естественный цвет, запах, температуру и твёрдость. Помещение накрыла волна озона. Ошеломлённые экспериментаторы начали приходить в себя, оглядываясь, обмениваясь взглядами и репликами. – Что это было?! – шепеляво пробормотал прикусивший губу Валик. – Хождение в пятёрку, мать её! – откликнулся Петрович. Женщины продолжали ощупывать себя, ещё не до конца осознав, что метаморфозы кончились. – Всем на КФА! – донёсся тихий голос Феофанова. Тимофей привычно пробежался по клавиатуре своего компьютера, выполняя команду: КФА означало «контроль функционирования аппаратуры». Потом на всякий случай зашёл к завлабу проверить его состояние. Мирон Юльевич выглядел ещё более бледным, чем раньше, усталым и старым. В свои шестьдесят с хвостиком он никогда до этого не жаловался на здоровье, но встряску, похоже, пережил с трудом. |