Онлайн книга «Очерки бурсы»
|
– Гадок, гадок, гадок, – подхватили бурсаки… – Да, – отвечал их учитель, – да, да, да… Плюньте на меня… плюньте мне в рожу. Ученики начинают плевать по направлению к нему. – Так и надо… Спасибо, братцы, – говорит Ливанов, а сам рыдает… У Ливанова была не рожа, а лицо, и притом довольно красивое, ему и не думала отказывать невеста, к которой он начал было свататься, напротив – он сам отказался от нее. Спьяна Ливанов напустил на себя небывалое с ним горе. Со стороны посмотреть на него, так стало бы жалко, но для бурсаков он был начальник, и они не опустили случая потравить его. – Братцы, – продолжал он, – я отхожу ко господу моему и к богу моему… Я вселюсь… – Смазь ему, ребята! – крикнул Пушка. – Что такое? – спросил Ливанов… – Смазь… – Что суть смазь? – А вот я сейчас покажу тебе, – отвечал Пушка, вставая с места… – Не надо!.. сам знаю… Сиди, скотина… Убью!.. Ах вы, канальи!.. над учителем смеяться!.. а?.. – говорил Ливанов, приходя в себя… – Да я вас передеру всех… Розог!.. – крикнул он, совсем оправившись… В классе стихло… – Розог! – Сейчас принесу, – отвечал секундатор. – Живо!.. Я вам дам, мерзавцы!.. Хмель точно прошел в Ливанове. «Что за черт, – думали бурсаки, – неужели в другое естество перешел?» Но это была минутная реакция опьяненного состояния, после которого с большею силою продолжает действовать водка, и когда вернулся в класс секундатор, то он увидел Ливанова совершенно ошалевшим. Ливанов, стиснув зубы и поставив на стол кулак, смотрел на учеников безумными глазами… – Розог, – сказал он однако, не забывая своего желания… – Что Павел Алексеич? – отвечал секундатор, смекнув, как надо вести себя… – Розог… – Все люди происходят от Адама… – говорил ему секундатор… – Так, – отвечал Ливанов, опять забываясь, – а роз… – Добро зело, то есть чисто, прекрасно и безвредно… – Не понимаю, – говорил Ливанов, уставясь на секундатора. – Я родился в пятьдесят одиннадцатом году, не доходя, минувши Казанский собор… – Ей-богу, не понимаю, – говорил Ливанов убедительно… – Как же не понять-то? Ведь это написано у пророка Иеремии… – Где? – Под девятой сваей… – Опять не понимаю… – Очень просто: оттого-то и выходит, что числитель, будучи помножен на знаменатель, производит смертный грех… – Ты говоришь: грех? – Смертный грех… – Ничего не понимаю… – Всякое дыхание да хвалит… – Что хвалит?.. скотина!.. винительного падежа нет в твоей речи!.. черт ты этакой!.. По какому вопросу познается винительный падеж? – По вопросу «кого, что?». – Так кого же хвалит? что хвалит? черт ты этакой, отвечай! – Черта хвалит. Ливанов посмотрел на него злобно… – Ты это сериозно говоришь? – спросил он. – Вот тебе крест. Ученик перекрестился. – Ты мне сказал «тебе»? – Я, тебе, мне, мною, обо всех… – Уйди!.. убью! – отвечал, озлившись, Ливанов, – прошу тебя, уйди!.. Я в пьяном виде не ручаюсь за себя… – Он ушел, – говорит ученик… – Он?. Что мне за дело до него?.. ты-то уйди!.. Черт же с тобой, скотина, – говорит опьяневший педагог, стуча по столу кулаком… – Не хочешь уйти? Так я же уйду… Я пьян… Я уйду… Учитель после этих слов неожиданно встает со стула и направляется к двери. Его провожают хохотом, криком, визгом и лаем… – Это все пустяки, – говорит он, – в жизни все пустяки, – и выходит на лестницу… Лишь только он ступил на первую ступеньку, как тот же секундатор, следивший за ним, схватил его за ногу. Пьяный педагог полетел с лестницы вниз головою. Счастье его, что он не переломал себе ребер… – Оступился, черт возьми, – говорил перепачканный учитель, вставая на площадке, у которой кончалась лестница… Подле него уже очутился секундатор, дернувший его за ногу… – Вы, кажется, замарались? – спрашивает он. – Позвольте, я вас почищу. – Не надо, друг мой, вовсе не надо… Все пустяки… Учитель наконец ушел домой. Вот каков был Павел Алексеевич Ливанов в пьяном естестве. Описанная нами сцена была в четверг. В субботу Ливанов явился в трезвом естестве. Ученики держали себя, как и Ливанов, иначе – прилично, разумеется прилично по-бурсацки. С Ливановым, когда естество его переменялось, из пьяного переходило в трезвое, шутить было опасно. Вообще Ливанов был не дурной человек, хотя как учитель не выдавался из среды своих товарищей; но по крайней мере он не запарывал своих учеников до отшибления затылка… Лобов, Долбежин и Батька были представителями террора педагогического, Краснов и Разумников – представителями прогрессивного бурсацизма, а Ливанов был какая-то помесь тех и других: иногда строг до лобнических размеров, иногда добр бестолково. Во всяком случае, не любили шутить с Ливановым, когда он был в трезвом естестве… Карась не выходил на сцену, когда был пьян Ливанов, но сегодня, когда шутки с Ливановым были опасны, он решился на скандалы… Хотя Карась сидел в Камчатке и заявил своему авдитору «нуль навеки», но он был все-таки довольно любознательная рыба. Вышел такой случай. Однажды от нечего делать Карась рвал арифметику Куминского; он в этом занятии прошел уже до деления. Тут его злодеяния вдруг прекратились. «Деление? – подумал он. – А ведь я знаю деление… А дальше что?.. Именованные числа… Это что за штука?.. Сначала узнаю, а потом раздеру…» Остановившись на такой мысли, он стал читать Куминского и без посторонних пособий понял именованные числа. «Дальше дроби – это что такое?» – сказал он. Понял он и дроби… Все это было пройдено им в три приема. Значит, когда захочет человек учиться, то можно обойтись и без розги. «Дальше что? десятичные дроби… Не хочу читать… Довольно». После этого он Куминского обратил в клочья. Задано было о «приведении дробей к одинаковому знаменателю», и хотя у Карася стоял в нотате нуль, однако он знал урок, приготовив его без всякого поощрения и принуждения гораздо ранее, чем требовалось… Учитель вызвал к доске Секиру. Секира, несмотря на то, что был авдитор, путался… – Дурак, – сказал ему Ливанов… – Дурак и есть, – подтвердил Карась из Камчатки… – Кто это говорит? – рассердившись, спросил Ливанов… Ему дерзким показался ответ Карася… |