Онлайн книга «Очерки бурсы»
|
– Пусть нечет, – отвечал Семенов. – Твое. Теперь ты. Семенов загадал, но лишь только открыл он ладонь, чтобы сосчитать, верно ли Хорь сказал «нечет», как хищный Хорь схватил костяшки и спрятал их себе в карман. – Что же это. Хорь? – говорил Семенов. – Я тебе Хорь?.. а в ухо хочешь? – Оплетохом, – сказал один из товарищей. – Беззаконновахом, – прибавил другой. – И неправдовахом, – заключил третий. – Отдай, Хорь; право, отдай. – Опять Хорь?.. Рожу растворожу, зубы на зубы помножу! Семенов не стал более разговаривать. Несчастный отошел в сторону. Нигде не было для него приюта. Он вспомнил, что у него в парте есть горбушка с кашей. Семенов хотел позавтракать, но горбушки не оказалось. Раздраженный постоянными столкновениями с товарищами, он обратился к ним со словами: – Господа, это подло, наконец! – Что такое? – Кто взял горбушку? – С кашей? – отвечали ему насмешливо. – Стибрили? – Сбондили? – Сляпсили? – Сперли? – Лафа, брат! Все эти слова в переводе с бурсацкого на человеческий язык означали: украли, а лафа – лихо! – Комедо! – раздался голос Тавли. – Иду! – было ответом. Семенов еще после обеда подслушал, что у Комеды с Тавлей состоялся странный спор на пари, и потому поспешил на голос Тавли, забыв о своей горбушке. – Готово? – спросил Комедо. – Есть! – отвечал Тавля и развязал узел, в котором оказалось шесть трехкопеечных булок. – Сожрешь? – Сказано. Толпа любопытных обступила их. Комедо был парень лет девятнадцати, высокого роста, худощавый, с старообразным лицом, сгорбленный. – Условия? – Не стрескаешь – за булки деньги заплати, а стрескаешь – с меня двадцать копеек. – Давай. – Смотри, ничего не пить, пока не съешь. Вместо ответа Комедо стал уплетать белый хлеб, который так редко едят бурсаки. – Раз! – считали в толпе. – Два, три, четыре… – Ну-ка пятую… Комедо улыбнулся и съел пятую. – Хоть на шестой-то подавись! Комедо улыбнулся и съел шестую. – Прорва! – говорил Тавля, отдавая двадцать копеек. – Теперь и напиться можно, – сказал Комедо. Когда он напился, его спрашивали: – А еще можешь съесть что-нибудь? – Хлеба с маслом съел бы. Достали ломоть хлеба и масла достали. – Ну-ка попробуй! Он съел. – А еще? – Горбушку с кашей съел бы. Добыли и горбушку. Его кормили из любопытства. Он съел и горбушку. – Эка тварь!.. Куда это лезет в тебя, животина ты эдакая! Скот! Как ты не лопнешь, подлец? – А что брюхо? – спросил кто-то. – Тугое, – отвечал Комедо, тупо глядя на всех… – Очень? – Пощупай. Стали брюхо щупать у Комеды. – Ишь ты, стерва!.. как барабан!.. – А что, два фунта патоки съешь? – Съем. – А четыре миски каши? – Съем… – А пять редек? – А четыре ковша воды выпьешь? – Не знаю… не пробовал… Я спать хочу… Комедо отправился в Камчатку. Долго толпа ругала Комеду и стервой, и прорвой, и всячески… Между тем Тавля, накормив на свой счет Комеду, по обыкновению озлился. Одному из первокурсных попала от него затрещина, другому он загнул салазки, третьему сделал смазь. Гороблагодатский видел это и в душе называл Тавлю скотиной. Потом Тавля посмотрел на игру в скоромные. Васенда наводил: он выставляет руку на парте, а Гришкец со всего маху ладонью бьет его по руке. Васенда старается отдернуть руку, чтобы Гришкец дал промах: тогда уже будет подставлять руку Гришкец. Это Тавлю не развлекло. – Не садануть ли в постные? – пробормотал он. Он стал оглядываться, желая узнать, не играют ли где в постные. – А, вон где! – сказал он, отыскав то, что требовалось. Около задних парт, подле Камчатки, собралось человек восемь. Один из них, положив голову на руки, так что не мог видеть окружающих, наводил; спина его была открыта и выпячена вперед. Поднялись над спиной руки и с треском опустились на нее. К ударам других присоединился и удар Тавли. По силе удара наводивший догадался, чей он был… – Тавля ударил, – сказал он. Тавля лег под удары. Гороблагодатский между тем направлялся правым плечом вперед, по-медвежьи, к той же кучке. Увидев, что Тавля наводит, он присоединился к играющим. Ударили Тавлю. – Хлестко! – говорили в толпе. – Ты восчувствуй, дорогая, я за что тебя люблю! – Кто ударил? – Ты. – Вали его… вали снова!.. Тавля наклонился… – Взбутетень его! – Взъерепень его! – Чтоб насквозь прошло! Трехпудовый удар упал на спину Тавли. – Гороблагодатский, – сказал Тавля, едва переводя дух… – Растянуть его снова! Опять повторился сильный удар… – Бенелявдов, – указал Тавля. – Вали еще!.. – Что ж, братцы, эдак убить можно человека… – Зачем мало каши ел? – Жарь ему в становой! Опять сильный удар, и опять не угадал Тавля. – Что ж это, братцы?.. убить, что ли, хотите? – Значит, любим тебя, почитаем, – сказал Гороблагодатский. – Братцы, я не лягу… что же такое!.. других так не бьют… – А тебя вот бьют! – Жилить? – Вздуем! – Морду расквашу! – сказал Гороблагодатский. – Братцы… – Ну! – крикнул грозно Бенелявдов. Тавля угадал наконец… Игроки захохотали, когда он сказал: – Я не хочу больше играть… – Отчего же, душа моя? – спросил Гороблагодатский. Тавля взглянул на него с ненавистью, но, не сказав ни слова, удалился потешаться над первокурсными… Кучка продолжала игру в постные. Но вдруг один из играющих поднял нос и понюхал воздух. |