Онлайн книга «Попаданка с улицы Грёз»
|
Что значит “Облей водой”?! Я возмущенно распахиваю глаза. Прямо под носом пол — не очень чистый, с разводами побелки. Эй, что я тут делаю? — Даяна, с тобой все в порядке? — встревоженное лицо сестры Катрин нависает сверху, за ее спиной тенью отца Гамлета маячит Тайберг. — Что за дурацкие вопросы, женщина? — некромант раздраженно закатывает глаза. — Разумеется, все в порядке, просто прилегла отдохнуть на полу. И связала себя на всякий случай, чтобы не встать раньше времени. — Иногда мне хочется отрезать тебе язык, чтобы не язвил, — зло пыхтит монашка, сражаясь с веревкой на моих запястьях. — Хорошо, что твои желания не совпадают с возможностями, драгоценная женушка. Дай сюда. Тайберг одним движением освобождает мои руки от веревки и тянется пощупать пульс. Кажется, меня очень сильно стукнули по голове. Потому что вместо ледяного призрачного касания я чувствую тепло человеческой кожи. С профессиональной сноровкой патологоанатома мессер осматривает меня. От прикосновения к шишке на затылке в глазах темнеет. — А вот и причина, — удовлетворенно отмечает он. — Кто так тебя, ученица? В ответ на вопрос память взрывается каскадом событий. — Заседание… Сколько времени? — Без десяти час, — отзывается Катрин. Опоздала… Но… может, еще не поздно? Суд — дело долгое. Пока пройдут все формальности, пока дойдет до опроса свидетелей. Я еще могу успеть на вторую часть заседания, после перерыва. Если поспешить… От попытки встать перед глазами все плывет. Если б не Тайберг (вполне материальный и теплый), я бы снова рухнула на пол. — Лежи, овца, — укоризненно ворчит некромант. — Сколько пальцев видишь? И неприлично оттопыривает средний. — Один. Мессер, — я цепляюсь за его руку, мимоходом отмечая, что некромант не только материален, но и обнажен, что вообще не лезет ни в какие рамки. — Срочно приведите меня в форму! Мне надо в суд! *** Когда я прихожу в себя настолько, чтобы стоять без посторонней помощи и добираюсь до здания суда, часы на городской башне бьют два пополудни. Обеденный перерыв закончен, у дверей толпятся скучающие журналисты, которые оживляются при виде меня в компании монашки. — Она! — Кто она? — Эта… аль Хазам? — Разве она не должна быть в зале? — Мои источники сообщили, что девка отказалась выступать, — самодовольно заявил один из журналистов — лощеный, хлыщеватого вида. — Похоже, ей все разъяснили про последствия. От этих слов, а может от головной боли, темнеет в глазах. Я проталкиваюсь сквозь толпу к входу и утыкаюсь в охранника. — Не положено, — цедит он, глядя на меня сверху вниз — Но я свидетель! — Вовремя приходить надо. Сказано “закрытое заседание”, значит закрытое! Ну да, конечно. Там же судят не бесправную проститутку. Зачем уважаемым людям лишняя огласка? Эх, будь я в лучшей форме, я бы тут устроила! Со злостью пинаю стену и очень зря. Даже от небольшого усилия в глазах темнеет. Хватаюсь за монашку, чтобы не потерять равновесие. — Осторожнее, — ворчит она, подхватывая меня под руку. — Я обещала Хагену, что привезу тебя обратно живой. Игнорируя журналистов, мы пробираемся в комнату ожидания для знатных леди и падаем на диван. — Что мне делать, Катрин? Голова совершенно не соображает. — Ничего, — монашка пожимает плечами. — Сама знаешь — там и без тебя справятся. Свидетелей хватает. — Если бы от меня ничего не зависело, не было бы смысла меня оглушать и связывать… — массирую виски, пытаясь унять ноющую боль. — Ты же слышала этого щелкопера! Мне страшно за Наилю… — С ней инквизитор и господин начальник полиции, есть кому защитить. А вот если с тобой что-то случится, Тайберг меня убьет, — она бросает короткий колючий взгляд в мою сторону. — Не знаю уж чем ты так зацепила нашего злодея, но он над тобой дрожит, как наседка, как цыпленком. — Думаю, это родительское. Я близка по возрасту к его погибшей дочери… — осекаюсь, сосредоточившись на мысли о покойном некроманте. Или уже не покойном? Готова поклясться, что час назад призрак был живее всех живых. И… мне послышалось или Тайберг действительно мимоходом назвал Катрин “женушкой”? — Так, сестра! Мне кажется, нам надо поговорить. Монашка не меняется в лице. — Боюсь, у меня нет для тебя ответов. Спрашивай учителя. — Но… — Мои клятвы не позволяют распускать язык. Так что давай помолчим. Мы молчим, и стрелка на часовой башне делает круг за кругом. Боль в затылке постепенно утихает. Я жду. Жду и надеюсь, что заседание затянется до завтра, но шансов мало. Тот, кто это подстроил, все хорошо просчитал. Если мерзавцам удалось запугать Наилю, все было напрасным… *** — Какого демона я послушал тебя?! Надо было рассказать ей все с самого начала! — Джеймс с ненавистью покосился на сидящего в первом ряду адвоката. — Только попадись мне, мразь! — Не стоило оставлять ее одну, — мрачно отозвался Фицбрук. — Сам знаешь как давят на свидетелей. — "Не стоило оставлять" — взбеленился Джеймс. — Как ты себе это представляешь?! Наиля не преступница, чтобы ее везде сопровождал конвой! Если бы твоя леди Эгмонт появилась, как обещала… — Она не моя, — Фицбрук еще больше помрачнел. — И никогда не станет моей, если свидетельница сейчас откажется от показаний. Джеймс вылупился на друга. — Что?! Удар молотка прервал их разговор. — Тишина, — судья бросил выразительный взгляд в дальний конец зала! — Суд идет. Прокурор прокашлялся. — Обвинение вызывает Наилю аль Хазам. Джеймс стиснул спинку скамьи. Перед глазами все еще стояло лицо девушки в тот миг, когда она все поняла, а душу грызло ощущение ошибки. Почему он согласился с предложением Роя? Почему решил, что наказание виновных важнее ее будущего? Потому что всегда так делал. Работать в полиции — не цветочки нюхать. Они и так спасли девицу от борделя. Репутация фарадки все равно уже подмочена, огласка ничего не изменит. А если не посадить мерзавцев, то история будет повторяться снова и снова. Нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца… Но все эти в высшей степени разумные и резонные аргументы бледнели и меркли, стоило вспомнить отчаянное: "Это ведь неправда, господин?" |