Онлайн книга «Попаданка с улицы Грёз»
|
— Присаживайся, дорогая. По всему видно, что книгу я смогу читать только из его рук, сидя разве что не в обнимку… А, нет. В обнимку. Когда я подвигаюсь ближе, чтобы разглядеть текст, Аншлер по-хозяйски приобнимает меня и притягивает к себе. — Можно без рук? — Нельзя, — он нежно убирает прядь с моего лица. — Я предпочитаю читать книги именно так. Угу, а когда уйдет, заберет “Алхимию” с собой, надо полагать. Простота и циничность плана миллиардера открывается передо мной, заставляя содрогнуться от ужаса и отвращения. Сглатываю. — Ты не можешь… — Не могу что? — Натренировать меня, как собаку Павлова. Я не животное, чтобы жить условными рефлексами. Он хмурится. — Врать не буду, я не понял и половины твоих слов. — Даже если в твое отсутствие я буду умирать от безделья и скуки, это не сделает тебя более желанным. Скорее наоборот! Аншлер усмехается и открывает книгу. — Проверим? Кстати, я немного разбираюсь в алхимии, могу объяснить кое-какие базовые вещи… — Давай ты лучше огласишь весь прайс! — перебиваю я его. — Чего ты хочешь в обмен на эту книгу, тетрадь и перо? Без тебя-противного в комплекте?! Его глаза опасно щурятся. — А на что ты готова? — А что ты хочешь? Мне спеть? Станцевать? Подрочить тебе? Аншлер кривит губы в похабной улыбке. — Последнее предложение мне нравится. — А, ну да. Я же бывшая шлюха, мне не впервой продавать себя… — становится мерзко. Должно быть, отвращение очень явно проявляется на моем лице, потому что миллиардер резко сдает назад. — Достаточно поцелуя, — быстро говорит он. — Что?! — Поцелуй меня. И ты получишь эту книгу. До завтра. Первая реакция — послать его. Но на это Аншлер просто скажет, что видимо не так уж я хочу читать. Не удивлюсь, если окажется, что он втайне даже надеется на подобную реакцию. Мудрая тактика. Слишком мудрая. Помноженная на месяцы и годы, она может сработать. Сейчас я откажусь. И через неделю тоже. А потом, окончательно сойдя с ума от безделья, решу, что один поцелуй не такая уж большая плата. Шаг за шагом, уступка за уступкой. Предавая себя в мелочах. Ненависть тоже прогорает, превращается в пепел. Особенно когда для нее нет явных причин. Бить и насиловать меня Аншлер точно не собирается. В душе вспыхивает возмущение и бессильный протест. Я должна сделать что-то, что угодно, чтобы сломать его игру… Усмехаюсь. — Годится. Полюбовавшись на ошарашенное выражение лица, подсаживаюсь на колени к полуэльфу, обвиваю шею руками. И с размаху ныряю в воспоминания Даяны о борделе. Как в омут. Да, я поцелую тебя, тварь ушастая. Но мне долго потом будет хотеться помыться после этого поцелуя. *** Даяна снова удивила. Она не буянила, не кричала и не кидалась предметами, хотя Анри втайне ожидал подобного и заранее распорядился убрать из комнаты все хрупкое и травмоопасное. Она даже общалась без оскорблений — разговаривала иронично и чуть насмешливо, как всегда. Лучше бы буянила. За улыбками и спокойными вежливыми словами Анри чувствовал глухую враждебность, готовность сражаться до конца. Диббучка походила на волчицу — пойманную и запертую в клетке, но не смирившуюся с пленом. Пришлось помариновать ее неделю, прежде чем пленница сдалась и спросила о нем. Анри с трудом сдержался, чтобы не бросится в камеру в ту же минуту, как целитель передал просьбу Даяны о встрече. Рано. Крупную рыбу надо сперва измотать, иначе сорвется. Он заглянул к ней на следующий день после обеда, и поначалу все шло по плану. Даже то, что диббучка раскусила его задумку не стало большой проблемой. Этого все равно стоило ждать рано или поздно. Даяна не дура и умеет делать выводы. А вот ее попытка устроить торги стала сюрпризом. Приятным или нет — непонятно. Анри рассчитывал сам поднять эту тему, но несколько позже. После пары вечеров за книгой в обнимку. Что ж, если Даяна хочет форсировать события, почему бы и нет? Возмущенного отказа он ждал почти с предвкушением. Отрицание — первый шаг на пути к смирению. Сейчас девушка с отвращением отвергает саму мысль о поцелуе. Но спустя несколько таких же скучных одиноких недель, в которых Анри будет единственным ярким пятном, ее негодование уже не будет таким явным. А еще месяц или два спустя Даяна уже сама будет целовать его. Без напоминаний и не ради книг, даже если продолжит лгать себе, что делает это по принуждению... На губах диббучки заиграла опасная ухмылка, вызывавшая настойчивые ассоциации с похлебкой по-литайски. — Годится! Она сама пересела к Анри на колени, обняла его и поцеловала. Нежно и умело. Но… Вот именно, что “но”. По телу Даяны прошла дрожь и это была отнюдь не дрожь возбуждения. Вместо того чтобы покорно обмякнуть в его руках, девушка напряглась, задеревенела. Словно с трудом сдерживала отвращение. Анри стиснул ее крепче, углубил поцелуй, пытаясь проломить стену льда, которую пленница воздвигала между ними прямо сейчас… Бесполезно. Даяна подавила кашляющий всхлип, похожий рвотный позыв, и это стало последней каплей. Анри сам отпихнул ее в сторону, столкнул с колен на диван, тяжело дыша от бешенства. — Какого демона ты творишь?! — Целую тебя, как договаривались, — Даяна скривилась и торопливо вытерла губы рукавом. — Вроде нормально получилось. Что насчет оплаты за услуги? — Ты… На мгновение Анри испытал острое, похожее на боль желание придушить ее. Оно было таким сильным, что он почти почувствовал, как пальцы стискивают тонкую шею… Нельзя! Он скрипнул зубами и зажмурился, выжидая пока дыхание выровняется, а ярость уймется хоть немного… — Люди — не собаки, Анри, — произнесла Даяна совсем другим тоном. — Знаешь, в моем мире была история, когда маньяк похитил девушку. Семь лет он ее насиловал, пытал и ломал. Держал в деревянном ящике размером немногим больше гроба. Казалось, что девушка запугана и полностью сломлена. Но когда у нее появилась возможность, она сбежала и дала показания против ублюдка. Прошла через огласку, суд, реабилитацию. И вернулась к нормальной жизни. Мерзавец остался для нее самым жутким кошмаром, а не обожаемым господином, которым мнил себя[1] . — Я тебя пальцем не тронул, — глухо отозвался Анри. Рассказанная диббучкой история показалась настолько жуткой, что в нее трудно было поверить. По крайней мере, если речь идет о разумных созданиях, а не низших голодных сущях, которые питаются чужими страданиями. |