Онлайн книга «Тайная песня»
|
– Святой отец, – тихо и очень почтительно обратился к нему Эдмонд. Роланд кивнул: – Садитесь, дети мои, и возблагодарим Господа за его щедроты и восславим его благодеяния в наших молитвах. Он перекрестился и окинул доброжелательным взглядом двоих прихожан. Когда они сели, Роланд затянул нараспев низким и проникновенным голосом: "Nos autem glorlarl oportet in cruce Domini nostri Jesu Chrlsti: in quo est salus, vita, el resurrectio nostra per quern saluati, et llberati sumus”. Дария чувствовала, как ее наполняет чистая, торжественная латинская речь. Отец Коринтиан читал замечательно, и было ясно, что он хорошо образован в отличие от многих полуграмотных священников, поскольку понимал, что говорит, и это придавало его словам особый смысл. Дария в уме переводила: «…Но нам надлежит восславить нашего Господа Иисуса Христа, в ком наша жизнь и воскресение, кем мы спасены и рождены…» "Alleluia, alleluia. Deus misereatur nostri, et benedicat nobis: illuminet vultum suum super nos, et misereatur nostri. Gloria Patri”. Это было изумительно – и слова, и тихий, успокаивающий голос. Дария не могла отвести глаз от его прекрасного лица, которое в эту минуту было ликом самого Бога, глаголящего в темной часовне. Его руки словно обнимали ее, и у нее захватывало дух от трогательной красоты этих слов. "Аллилуйя, аллилуйя. Пусть Бог сжалится над нами и благословит нас, пусть свет Его божественного сияния осеняет нас, и Он не оставит нас своей милостью. Слава Отцу Небесному”. "Hoc enim sentite in uobis, quod et in Christo Jesu: Qui cum in forma Dei esset, поп raplnam arbitratus est esse se aequalem Deo: sed semetipsum…” Слова лились с его уст и проникали в самую душу… «Пусть владеют вами те же мысли, которые владели Иисусом Христом, не считавшим преступлением быть равным Богу, но отдавшим себя…» Отец Коринтиан вдруг замолчал и затем продолжил тихой скороговоркой: «Neque auribus neque oculie satis consto…» Нет, это было невозможно, однако она не ошиблась. Дария впилась в отца Коринтиана взглядом, когда он повторил по-латыни: "Я теряю зрение и слух”. «Hostis in ceruicibus alicuinus est…» Девушка прошептала эти слова по-английски: "Враг следует за нами по пятам”. "Nihil tibi a me poslulanti recusabo. -.Opfate mihi contingunt… Quid de me fiet?… Naves ex porta solvunt… Nostrl circiter centum ceciderunt… Dulce lignanum, dulces claws, dulcia ferens ponelera: quae sola fuist'i digna sustinere regem caelorum, et Domininum. Alleluia”. "Я ни в чем не откажу тебе… Мои желания осуществились… Что станет со мной?… Корабли уходят из гавани… Около сотни наших людей пали… Благословен деревянный крест, благословенны гвозди, держащие благословенное тело; они одни достойны держать царя небесного и Господа нашего. Аллилуйя”. Дария была потрясена. Она сразу догадалась, что граф, запрокинув голову и закрыв глаза в экзальтации, не понимал, что его новый священник, его образованный и эрудированный бенедиктинец, перемежает мессу бытовой латынью. Однако он делал это не по незнанию, как предыдущий священник. Нет, этот человек умел жонглировать словами и заменять их, но… Остаток мессы пролетел быстро, и отец Коринтиан больше не упоминал о врагах или отрезанных головах. Он благословил графа и Дарию, воздев руки и воскликнув: “Dominus vobiscum”, и граф отозвался: “Et cum spiritu tuo”. Отец Коринтиан выжидательно взглянул на Дарию, и она тихо сказала: “Capilli horrent”. Роланд едва не выронил из рук хлеб и эль, а девушка без всякого выражения повторила снова: "Capilli horrent”. Маленькая плутовка знала латынь! Черт возьми, она смеялась над ним, она могла его выдать! Роланд старался не выказать своего удивления, когда Дария отчетливо произнесла: “Bene id tibi vertat”. Он склонил голову, а ее слова продолжали звучать у него в ушах: “Я желаю вам успеха в вашей миссии”. Роланд сделал шаг назад и поднял руки: “Deo gratias”. Он улыбнулся графу, у которого был такой вид, словно сам Бог только что даровал ему свои милости. – Благодарю вас, святой отец, моя душа ликует оттого, что вы здесь, – граф молитвенно сложил свои огромные ладони. – Я переживал, что в моем замке нет Божьего человека, который бы заботился о наших душах. – Он повернулся к Дарии и заметил неодобрительно: – Что ты сказала отцу Коринтиану? Она даже не изменилась в лице. – Я не запомнила ответ и поэтому придумала набор звуков. Извините, милорд, извините, святой отец. – Это богохульство. Я попрошу доброго отца Коринтиана научить тебя правильным ответам. Стыдно не знать их, Дария. Девушка смиренно потупилась: – Да, милорд. – Твой дядя пренебрегал своими обязанностями по отношению к тебе. Ты проведешь следующий час с отцом Коринтианом. – Да, милорд. Граф еще раз поклонился Роланду и ушел. Они остались одни в промозглой часовне. – Кто вы? – Вы спрашиваете сразу в лоб, – заметил Роланд, не сводя глаз с закрытой двери. – Я должен убедиться в том, что в коридоре никого нет. – Даже если там подслушивает дюжина людей, они ничего не услышат. В этом проклятом склепе дверь такая же толстая, как и каменные стены. Тем не менее Роланд подошел к двери, распахнул ее и медленно закрыл снова. Затем повернулся к ней. – Кто вы? – повторила Дария. – Вы говорите по-латыни. – Да, я говорю по-латыни. Вы этого не ожидали? – Нет. Но вы не выдали меня графу. Могу ли я предположить, что вы хотите убежать от него? Девушка кивнула и в третий раз спросила: – Кто вы? – Я послан вашим дядей спасти вас. Как вы теперь знаете, я не священник. Она улыбнулась ему ослепительной лукавой улыбкой. А он-то думал, что выглядит настоящим священником, черт бы побрал ее проницательность. Роланд собрался было нахмуриться, однако она быстро произнесла: – Но вы образованный человек, не то что предыдущий священник, который с трудом мог связать несколько слов. Как вы от него отделались? – Очень просто. Он был так несчастлив здесь, в Тибертоне, что с радостью принял немного монет, чтобы исчезнуть. Значит, вы догадались, что я не священник, когда вчера упали в обморок? Смекнули, едва взглянув на меня? Потому вы так побледнели и потеряли сознание? Дария отрицательно покачала головой. – Я не знаю почему, – с запинкой произнесла она. – Вернее, я не знала этого тогда, и все же я знала вас, может быть, даже лучше, чем самое себя. |