Книга Секретарь старшего принца 4, страница 68 – Любовь Свадьбина

– И не заметил, что они поддельные? – это начинало напоминать допрос.

– Они настоящие. Брата. Он умер, я не оформил свидетельство о смерти, – от неожиданности, какой-то неправильности этого разговора получилось ещё суше, чем прежде.

Обычно я обсуждала смерть Риэль…

– Но хоть похоронила нормально? – Вопрос и то, что Валерия после него покраснела и испуганно прикрыла рот ладонью, на мгновение поставил меня в тупик: в каком смысле нормально? О чём она? Я не могла похоронить Халэнна под его именем. Или это о похоронах в принципе?

– Конечно, – ответила на всякий случай.

– Прости, что влезла не в своё дело, просто это было так неожиданно, – искренне извинилась Валерия и быстро включила воду, встала под струи.

Кажется, ей тоже было неловко.

Она молча стояла под потоками воды.

Я мылась. Магией очищаться намного удобнее и быстрее. Привычнее. А вымывать всё вручную… нет, мне не нравилось.

Ладно, я сюда не мыться пришла. Мне всё больше хотелось всё отменить, изменить память Валерии.

– Главное, молчи об этом, – напомнила я.

Получилось грубо, и мне всё сильнее хотелось воспользоваться голосом, это как зуд, я ощущала его в шее, но не позволяла себе заговорить с интонациями управления: действуют они недолго, а доверие потом может быть потеряно навсегда: Валерия не Элор, она не испытывала ко мне нежных чувств, вынуждающих прощать самое грубое манипулирование.

Я продолжала мыться, ожидая, что Валерия что-нибудь скажет, заведёт разговор, у неё же наверняка есть опыт общения между девушками.

Она молчала.

Я отчаянно искала темы для разговора, но они крутились вокруг того, что могло быть Валерии неприятно: манок практически похищал иномирян из дома, вряд ли ей хотелось вспоминать об этом, на Элора она зла, на Арена местами тоже, да и я вряд ли могла вести приятную беседу о младшем принце-наследнике.

О чём ещё поговорить?

В конце концов, я решила перейти уже к финальной части: вызвать жалость к себе.

Выключив воду, упёрлась ладонями в стену. Трансформация и так штука болезненная, но в этот раз я намеренно провела её с хрустом и пощёлкиванием суставов – чтобы Валерия прочувствовала, как дорого я плачу за возможность оставаться на службе, как важна она для меня. Её передёрнуло.

Было чудовищно больно, и пальцы, когда я проводила ими по лицу, дрожали отнюдь не притворно.

Ушла я так же молча, не прощаясь, неожиданно опустошённая и теперь уже сильно сомневаясь в разумности плана.

Слишком неприятно было представать перед кем-то чужим в таком виде.

Дарион ждал меня в полумраке коридора, и у него был такой… сочувствующий и грустный вид. Остановившись рядом, запрокинула голову:

– Сними с неё защиту.

– Разговор у вас не получился, признаю. – Дарион обнял меня, и я остро ощутила его звериный запах. – Но в остальном…

– Дарион…

– Не ожидала же ты, что Валерия мгновенно тебе доверится и предложит помощь?

– Нет, но… – Я протиснула ладонь между нами и приложила к своей груди. – Так странно… доверять кому-то постороннему мой секрет.

Меня словно насильно раздели догола на площади, и не получилось скрыть себя чешуёй.

Неспокойно.

Тревожно.

Стыдно.

– Дарион, кажется, я совершила глупость.

Он сорвал с себя ментальный амулет. Его чувства накрыли меня с головой: нежность, сожаление, чувство вины, тревога и радость. Дарион подхватил меня на руки. В стене открылся проём, и Дарион внёс меня в темноту.

Нежность-нежность и близость желанной женщины, пламя противоречивых чувств, жар, холод, и это настораживающее чувство вины, утопающее в уверенности и желании защищать.

И много-много маленьких и больших вспышек нежности, желания, любви, восторга, смешанных с поцелуями, треском одежды под когтями, прикосновениями и жаром сплетающихся тел – такое долгожданное счастье потерять себя и потеряться на время близости…

* * *

– Оставайся. – Лёжа на диване в своём кабинете, Дарион смотрел, как я, не сумев с пятого раза восстановить сюртук, скручиваю его и перебрасываю через руку.

В рубашке и жилетке я выглядела несколько фривольно, но для позднего вечера приемлемо.

Остаться почти хотелось, но я могла проснуться в объятиях Дариона от рассветного кошмара и… Уверенность Дариона в том, что в моей власти остановить эти кошмары, если действительно захочу оставить прошлое в прошлом, могла в нынешнем моём немного взвинченном состоянии привести к ссоре.

Я не могла остановить кошмары – иначе не мучилась бы, а спала спокойно.

И меня по-прежнему сильно тревожила осведомлённость Валерии о моей тайне. Я переживала это тяжелее, чем ожидала на уровне планирования.

Срываться на Дарионе не хотелось, и я ответила:

– Могу потребоваться Элору, не хочу потом объяснять, что делаю у тебя ночью.

– Как что? Пьёшь и играешь в карты. – Дарион сел и подтянул под спину подушку. – Эзалон подтвердит, что он был третьим. Санаду может сказать, что стал четвёртым, но, боюсь, в такой расклад точно не поверят.

– На них нет браслетов, позволяющих отследить их положение на территории Академии?

– Они всегда могут сказать, что оставили их в другом месте.

– А ты знаешь, где Эзалон? – попыталась сменить тему. – Что-то я последнее время его не вижу. И ты случайно не в курсе, сколько обычно жалоб друг на друга профессора и магистры пишут? У меня такое чувство, что они специально строчат всякую ерунду, чтобы мы с Элором взбесились и ушли.

Эмоции Дариона полыхнули ревностью, я застыла, заставляя чешую убраться со спины.

– Я не собираюсь становиться четвёртой любовницей, – предупредила, отворачиваясь к двери.

Меня жгло его тревогой, его… страхом меня потерять.

И он прав: эти чувства не совсем то, что я хотела бы ощутить.

– Ещё раз спасибо за подарок и спокойной ночи.

Лишь покинув пустые тёмные коридоры корпуса боевых магов и пройдя полсотни шагов в свете фонарей, я поняла, что Дарион ждал от меня совсем других слов.

Не «я не собираюсь становиться четвёртой любовницей», а «я тебя люблю».

Но всё во мне противилось возвращению: я устала, не хотела разговоров о личном, не хотела думать о своей невольной жестокости, а рядом с Дарионом это точно случилось бы.

И я позволила себе поверить, что это неважно, что я могу исправить это в другой раз. А там и студенты на дорожке появились. Это были озаранцы: сейчас их легко узнать по четырём вертикальным алым полосам на лбу – знаке их траура по двум озаранским принцам и их избранным.