
Онлайн книга «На краю одиночества»
А идти надо. Разговаривать. И говорить придется много, потому что промолчать Глеб не имеет права. – Иди, иди. – Земляной потянул толстую нить. – Пока дед не явился. – Дед? – А ты не почуял? – Нитка цеплялась за пальцы, обвивая их паутиной. – Здесь он. Его сила проклятие связала. Прячется. Только я уже не та бестолочь, чтобы проворонить. Ну да… сам знает, как оно лучше. Вздохнул. Поскреб ногтем кончик носа и произнес: – Иди уже, а то время. * * * Анна сидела у окна. Она забралась в старое кресло, укрылась старым же гобеленом, который гладила, будто пальцами разглядывая всех этих запылившихся рыцарей и поутративших красоту дам. Она смотрела в окно, за которым догорал закат. – Вечер добрый, – сказал Глеб. – Илья, свободен. Мальчишка, который устроился у ног Анны с ножиком в руке, вскочил. И ножик спрятал. – На стол положи, вредитель. Илья вздохнул, но перечить не стал. – У нас посуды и без того не хватает, а вы еще портите, – Глеб сказал это нарочито громко, не сомневаясь, что где-то поблизости скрывается Арвис. И собственная неспособность почуять этого мальчишку раздражала. И не только она. – Вечер добрый. – Добрый, – ответила Анна. – Сиди… тебе удобно? И мне жаль. – Мне тоже, – она кивнула так серьезно и ладонь потрогала. Осколки стекла Земляной вытащил, а раны обработал дезинфектантом, весьма эффективным, но вот довольно едким. – Что это было? Глеб присел на пол. На то самое место, которое облюбовал мальчишка. – Анна, тебе придется выйти за меня замуж. – Что? – она удивилась. Не испугалась. Не отвернулась. Просто удивилась. – Проклятие никогда не уходит от человека полностью. Вернее, как бы сказать, в том, кто передал его тебе, осталась частица, и между этой частицей и твоим проклятием осталась связь. – Я знаю. – Она прикусила губу и пальцами пошевелила. – Болит? – Немного. Но… оно опять ожило, да? Только утром… я… – Дед? – Что? – Это дед Земляного, да и вообще… самый старый мастер в империи. Говорят, давно уже разменял третью сотню лет. Некоторые вообще уверены, что он бессмертен и стоит у трона со времен его основания. Но это несколько преувеличенно… – На бессмертного он не похож, – согласилась Анна. – Правда, я не уверена, что знаю, как выглядят бессмертные. – Я тоже не уверен, что знаю. Но сотню лет он точно разменял. Да и что остального касается… Когда-то Алексашкин предок заключил договор с тьмой. И он, и потомки его обрели редкий по силе дар, способности оперировать с чистой силой… создавать… в общем, многое они могут. И живут куда дольше обычных людей. Только говорить об умениях своих не больно-то любят, да и ясно почему. Не всякое знание идет на пользу. Глеб взял ее ладонь. Теплая. Хрупкая. Пальцы будто полупрозрачные. И тонкие шрамы на них кажутся узором. Стереть бы его, но вместо этого Глеб осторожно гладит, будто пересчитывает. – Земляной-старший служит короне. И Алексашка… у них и выбора особого нет. Впрочем, все не то… в общем, если кто и способен снять твое проклятие, то только дед. И я рад, что он появился. Человек он не самый приятный, но коль уж взялся за дело, будь уверена, доведет до конца. Ногти розоватые. Короткие. А на тыльной стороне ладони шрамов нет. – Он… – Анна сглотнула. – Сказал, что не сумеет, что нужна кровь… как я поняла, моей матери. – Нужна, стало быть, добудет, – Глеб вздохнул. Небо за окном стремительно темнело. Так только у моря бывает, чтобы еще недавно прозрачная легкая синева вдруг загустела, вывернулась наизнанку, выплеснув выводок созвездий. А говорить следовало вовсе не про Земляных. – На твое проклятие воздействовали. – Глеб поцеловал раскрытую ладонь. – И пока у нас получилось блокировать это воздействие, но… магия крови весьма многообразна. – И поэтому мне нужно выйти замуж? – За меня, – уточнил Глеб. – Или за любого другого мастера Смерти. По древнему обряду, о котором только и осталось, что пара описаний. От ее кожи пахло химией. – Мы смешаем кровь. И ритуал объединит ее. Моя тьма признает тебя… Если все пройдет так, как нужно. – И станет защитой. Или сожрет. Молчание. Анна не спешит задавать вопросы, просто ждет. И ожидание это мучительно, как и необходимость говорить. – Однако ритуал далеко не безопасен. Иногда тьма… то есть мастер не справлялся с ней, и она брала то, что полагала своим. Нас, конечно, будут страховать, но это скорее дань традиции. Отчасти поэтому мы и предпочитаем обыкновенное венчание. – И давно этот ритуал не используют? – Давно. Еще до войны от него отказались. Полагаю, многие были не уверены в себе. Вот и… вышло. Сейчас он почти забыт, а когда-то, если я правильно понял, позволял разделить на двоих… тьму. И безумие. И удержать на краю. И порой становился единственной нитью, которая не позволяла превратиться в чудовище. Хотелось бы верить, что именно в этом смысл. – Мой отец знал о ритуале, но не рискнул проводить. Впрочем, у него был брак договоренный, возможно, поэтому… Я нашел дневники. Знаешь, как-то не слишком приятно читать родительские записи, будто подсматриваешь за чужой жизнью. Анна высвободила руку и коснулась его волос. Пальцы ее замерли и исчезли, чтобы вновь одарить прикосновением. Она провела по щеке и тихо сказала: – Какой ты… бестолковый. – Какой есть. Так вот, он выбрал матушку, потому как счел ее дар достаточно сильным, а ее саму крепкой, чтобы принести потомство. В этом он не ошибся. – Глеб запрокинул голову. Говорить, не глядя в глаза, было легко. – Я не знаю, были ли они счастливы. Отец больше писал о делах, чем о любви. Его беспокоила война, которая уже ощущалась. И то, что он слишком долго тянул с продолжением рода, что ждал любви, а ее не случилось. Он отправил матушку в поместье, писал, что надеялся, что пары ночей хватило, чтобы… Их и вправду хватило, но родилась девочка. С войны он вернулся другим. Записи стали редкими. И странными… Я сжег дневник. – Это было. Это прошло. – И осталось. Он сходил с ума постепенно. Сперва эта одержимость родом… ему нужен был наследник. – А ты? – Я родился четвертым. Он… теперь я понимаю, что он не позволял матушке отдохнуть, за одним ребенком следовал второй, третий. И когда я появился, я был слаб. – Неудивительно. |