Онлайн книга «На краю одиночества»
|
Он стиснул кулак, и тьма поползла по пальцам, она карабкалась выше и выше, едва касаясь кожи, и казалось, что руку его подернуло мутноватым туманом. – Она же ж… как же ж… – Вот так, – Глеб потянулся к этой тьме, а после закрыл глаза, сосредоточился и выпустил собственную, позволив ей расплескаться от края до края. Она отозвалась охотно, полилась темною волной, коснулась стен и отпрянула, будто не желая измараться. А после обернулась. Глеб чувствовал каждого, почти как накануне. Миклош, который умел притворяться внимательным, не опускаясь до подобострастия. Три года в приюте научат многому. И он не прятал заточек под матрасом, зная, что все одно найдут. Ему, если подумать, и подушки хватит. Подушка легкая. Безопасная с виду. А если положить кому на лицо… нет, не для того, чтоб удушить, Миклош меру знает, но чтоб показать, где и чье место. Арвиса он не тронет. Нелюдь силен и хитер, а главное, не знает правил. С него станется когти выпустить. Богдан… тоже папеньке нажаловаться может, а папенька у него из высоких. С ним нельзя ссориться. С ним выгодней быть рядом, дружить. Илья фартовый, таких Миклош чуял и научился обходить стороной. Девка… Тьма окружила. Стала густой. И до Глеба донеслось эхо страха. И боли. Шаг – и он оказался рядом. Положил руку на узкое плечо, произнес тихо, так, чтобы услышала она и еще мальчишка, недавно полагавший себя самым умным. – С ней не стоит шутить. Она только и ждет, когда ты оступишься, когда сделаешь что-то настолько отвратительное, что станешь принадлежать ей. Миклош сглотнул. Он теперь слышал тьму, свою собственную, пока слабую, но уже обладающую голосом. Она то лепетала, то смеялась, то звала. – Я… я… а они… думаете, я сам? Я им сказал, чтоб тихонько сидели. Я выполз глянуть, только глянуть, чтоб знать, ушли погромщики или нет. Я должен был. А она… они… за мною… и я не увидел. Тьма слепила двух девочек, одна другой меньше. Они держались за руки и стояли, просто стояли. – Там еще были… пьяные были, дурные… и я бы тихонько, а они испугались, заплакали… Маженка заплакала… их увидели. Он говорил теперь быстро, отворачиваясь, но тьма переставляла свои игрушки. – Их поймали… я ничего не мог сделать! Я ничего… – Не мог, – согласился Глеб. – Тогда ты ничего не мог сделать. Мальчишка судорожно вздохнул. – Но сейчас-то можешь. – Что? Тьма осторожно выплетала косички и черные банты на них, она была нежна, бережна даже. – Быть человеком. – Глеб отпустил плечо, которое мелко подрагивало. Кажется, мальчишка плакал. – Ту боль, которую ты причиняешь, тьма вернет тебе же. Сторицей вернет. Поэтому думай, прежде чем использовать силу. Любую силу. Хотелось бы думать, что он понял, но… Илья пялился во тьму, в руке его порхал очередной нож. – Она опять… привела… сказала, что домой не будет, а привела… и надо сидеть тихо, чтобы не мешать. Они злятся, когда меня видят. – Илья отвернулся от чего-то. – А когда злятся, то и зашибить могут. – Это в прошлом. Клинок замер в пальцах. – Я ее ненавидел. И ждал. Сидел целый день и ждал, ждал… жрать хотел… она иногда оставляла еды, а иногда нет. И тогда я пил воду. Если она тоже не забывала ее оставить. Бабам нельзя верить. – Не всем. – Лгут… обещала, что купит пряник. Всякий раз обещала, что если буду тихо и не мешаться, то купит. Ни разу… первый я спер. Поймали. Били. – Больше тебя никто не тронет. – Побоятся, – у него было собственное мнение. – Я буду мастером… – Если сумеешь с собой справиться. – А если нет? Глеб позволил тьме стать плотной, как та подушка. Она обняла мальчишку, проглотила его, смела щиты равнодушия, которые он так тщательно взращивал. И, почуяв страх, лишь плотнее сомкнула объятия. А Глеб сказал: – Не всем ученикам удается справиться с собственной силой. А оставлять в живых мастера, который представляет потенциальную опасность, неразумно. Надеюсь, ты это понимаешь. Илья всхлипнул. А вот Шурочка плакал навзрыд, повторяя: – Я не хотел, я не хотел… я… – Не хотел. – Глеб обнял его. – Но так получилось. Теперь нужно сделать так, чтобы не сила решала, кто достоин смерти, а ты. Ты сумеешь справиться с ней? Всхлип. И совесть мучает. Мальчишка не готов встретиться со своими страхами, но… когда? Как долго беречь, и не получится ли в итоге лишь хуже? – Сумеешь. – Глеб тронул мягкие волосы. – Мы поможем. Все поможем. Только если кто-то станет тебя обижать, ты мне расскажешь, ладно? Шурочка замер, подтверждая догадку. – Миклош? – Я… – Молчание не защитит. Напротив, ты не сможешь терпеть бесконечно, с каждым разом сила твоя будет все больше выходить из-под контроля, и закончится все плохо. Ясно? Шурочка кивнул. Он кривился, сдерживая слезы, и тьма вокруг успокаивалась. – Надеюсь, Миклош поймет все верно, но если вновь примется за старое, скажи. Я его просто накажу. А вот ты его убьешь. Ясно? Сложно с детьми. С одним бы Глеб справился, но… остальных куда девать? Игнат сидел, скрестивши ноги, и беседовал с родными. Он был тих и спокоен и появлению Глеба не обрадовался. – Они ушли, – сказал Глеб. – Я знаю. Просто… – Тебе еще рано за ними. – И это знаю. Не бойтесь, мастер, я… только сказать… я ж не дурак, я… эх… их и не похоронили-то толком. Закопали, и все… – Тело – лишь тело. Вздох. – Я Ветанке куклу обещался сделать, а все недосуг было. – Сделай. – И куда? – Найдем куда. – А Таське ленты… и мамка… – он задумался, прикидывая кому и что, и не заметил, как Глеб отступил. Что ж, беседы с покойниками – не самый худший вариант. Курц сидел, обхватив себя руками, и раскачивался. Губы его шевелились, а улыбка казалась безумной. – Я их всех, мастер… всех… похоронил… пришел и… сеструху оставил, она дура, а эти… все полегли… – Легче стало? – Да! И тьма качнулась черным морем, создавая погост, простой, деревенский, с церквушкой посредине и редколесьем крестов. Разверзстая могила смотрела на Курца. – Нет, – он отшатнулся. – Меня за что… меня… Он рухнул в нее, а тьма с готовностью обняла его. Спеленала, обрушила влажную землю. Глеб позволил ей сомкнуться. Он чувствовал ужас мальчишки. |