Онлайн книга ««Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе»
|
В стационаре меня продержали около 5 недель. Выписали из стационара и отправили в сапожную мастерскую, где я вручную прострачивал валяные стельки. Работа нетяжелая, в помещении, но пайка маленькая, второй стол и 600 г хлеба, приходилось существовать впроголодь… Время шло, я продолжал работать в сапожной мастерской, по спецнаряду меня не отправляли… И вот однажды на пересылку прибыл начальник режима Желдорлага, капитан. Я к нему обратился с вопросом: – Гражданин капитан, скажите, когда же меня отправят работать по спецнаряду? – Какая статья, какой срок? – 58-я, срок 15 лет. – Вредитель, мы таких не отправляем. Мне было обидно слышать такие позорные слова, да еще от офицера, и я ему ответил: – Я вредителем никогда не был и не буду, а вы пришли на готовое и над нами издеваетесь!.. В первых числах июля здесь готовили этап в какой-то совхоз Саратовской области; была создана комиссия для обследования состояния здоровья отправляемых. На эту комиссию был вызван и я. Комиссии я объяснил, что я агроном, сюда прибыл по спец. наряду и строчу здесь стельки. Прошу меня включить в список этапируемых. Председатель комиссии сказал, что здесь агрономы нужны. На следующий день из управления Желдорлага пришло предписание, меня доставили к начальнику 2-го отдела, но не дали конвоя, и я так и остался строчить стельки… 24 июля день моего рождения, мне исполнилось 55 лет, возраст солидный… Утром встал и думаю: чем-то будет отмечена моя 55-летняя годовщина? День проработал в мастерской, вечером пришел в столовую ужинать, и что же слышу? Дежурный фельдшер зачитывает список тех, кому сегодня полагается дополнительно каши. В этом списке зачитывают и мою фамилию; мне выдали две дополнительные каши, порция хотя и незначительная, но я и этому был бесконечно рад; все же этими двумя жидкими кашами мой день рождения был отмечен. Иными работниками их 50-летие отмечается намного лучше. Даже завелась мода на выдачу им ордена Ленина, за какие-то особые заслуги… А есть эти заслуги? 30. Этап в совхоз «Красные Баки»
В Котласской пересылке меня продержали примерно до половины августа. Нас собрали в этап около 60 человек и в сопровождении вооруженного конвоя отправили в совхоз «Красные Баки», расположенный внизу по Северной Двине, от Котласа в 50–60 км. День был теплый, солнечный, посадили нас на баржу. Баржу прицепили к маленькому пароходику. В этапе были преимущественно уркачи. В числе их был один тип, который в течение трех лет дурил медицину. Ходил на костылях, несколько лет околачивался в Котласской пересылке, у уголовников был «паханом». Играл в карты, воровал, принимал и сбывал краденое. Перед отправкой в этап проводили медицинское обследование на предмет годности для работы. Этот тип тоже не избежал медицинского обследования. Подошел к врачу (врач был осужден, тоже по 58-й ст.), разделся, не выпуская из рук костылей, врач его осмотрел и тут же ему сказал: «Брось костыли и приступай к работе!» Мнимый больной оставил костыли у врача и пошел без каких бы то ни было признаков болезни в ногах. К вечеру доставили в совхоз. Совхоз находился на левом берегу Северной Двины. С территории совхоза был хороший вид на реку и заречье. На следующее утро нас погнали на работу: сушить и сгребать скошенную траву. Работа была нетяжелая, но к вечеру я доработался до того, что меня товарищи взяли под руки и привели в зону. Мне кажется, не так меня утомила работа, как я был упоен чистым, свежим лесным воздухом и приятным запахом скошенной луговой травы. Будучи еще в Котласе, я списался со своими родными и стал регулярно получать письма и продовольственные посылки, так что в смысле питания мне стало жить легче. Работа в совхозе была не так тяжела, время двигалось к осени, убирали картофель, турнепс, свеклу, капусту и т. д. Из этих продуктов кое-что перепадало в наши тощие желудки, хотя и в сыром виде, но в них было больше витаминов. Проработав некоторое время на уборке овощей, я все же заболел, и меня положили в стационар. В сравнении с другими стационарами, где мне приходилось лежать, здесь было лучше и чище, медицинский персонал внимательнее. В стационаре я начал курить и курил преимущественно «самосад». Когда я закурил в первый раз, по моему телу прошла какая-то истома, голова затуманилась, в ногах и руках почувствовалась дрожь и я не мог стоять. Когда я курил, то не мог дать никому прикурить, не мог оторваться от дурмана табака, показывал на спички: возьмите, мол, и прикуривайте. Когда я лежал с температурой 37,8, ко мне в палату пришел нач. УРЧ совхоза и дал распоряжение немедленно собираться в этап в Котлас. Зная Котласскую пересылку и ее обстановку, а главное, чувствуя себя больным, я запротестовал против этапирования. На мою сторону встали медработники: фельдшер, который сопровождал этап, категорически отказался меня принять. Общими силами меня освободили от этого этапа. На следующий день ко мне пришел оперуполномоченный, стал спрашивать о состоянии здоровья. Врач ему объяснил. Потом он подошел ко мне: – Ну, поправляйтесь скорее, мы вас используем по вашей специальности… Пролежав в стационаре еще несколько дней, я стал чувствовать себя более окрепшим. Я попросил врача выписать меня на работу. Меня выписали, и я стал ходить в поле на уборку овощей. Работа была посильная, питание сносное, тем более что из дома я получал посылки. После уборки овощей меня поставили сушить чурки для тракторов [74]. Это дело было знакомое. Я даже научил десятника распознавать, высушена чурка или нет. За мою работу мне давали 900 г хлеба, дополнительное блюдо в виде соевой пампушки и второй стол, и к этому питанию за деньги можно было купить 15–20 г растительного масла и мелкой рыбешки; так что получаемой пищи для меня вполне было достаточно. Если раньше кто-нибудь из товарищей даст тебе немного супа или щей, то с какой благодарностью это принимаешь – а сейчас частенько стал сам отдавать товарищу свой суп. Ну, думаю, здесь жить можно, пищи хватает, работа не тяжелая, в тепле, переписка с родными налажена, чего еще надо заключенному? Плохо только, что нет газет, не знаешь, что делается на фронтах. |