Книга Опасные желания, страница 69 – Эрин А. Крейг

Тяжелый взгляд ее заплаканных глаз остановился на мне.

– Эллери, пожалуйста.

– Я… Мне очень жаль, – пробормотала я и поспешила прочь.

– Марта Макклири принесла горох, – сообщила Мерри, когда я догнала ее.

Жена Старейшины только что вошла в Дом Собрания, стряхивая снежинки с плотной шали. Эймос ввалился в дверь вслед за ней, надрывно кашляя и прижимая платок к губам. Его смуглая кожа приобрела непривычно пепельный оттенок, а белесые глаза слезились. Я заметила на платке красные крапинки и покачала головой:

– На всякий случай лучше держаться подальше.

– Почему он не сидит дома? – удивилась Мерри. – Выглядит неважно – краше в гроб кладут. – Недобрые слова, но правдивые.

Маттиас подошел к ним и взял Марту под руку, окидывая Эймоса пристальным взглядом. Они заговорили так тихо, что расслышать было невозможно. Вскоре к ним подошел Леланд. На людях Старейшины всегда тянулись друг к другу, как дикие гуси, которые стремятся на юг по осени и возвращаются на север с началом весны.

– Картофель? – предложил Робер Шульц, подходя к нам с мешком в руках.

Мерри заглянула внутрь и поморщилась.

– Выглядит не слишком аппетитно, – согласился тот, – но гниль можно срезать. Там еще много съедобного. – В его голосе слышалось отчаяние.

Ферму Шульцев тоже настигла черная гниль, которая расползлась по Эмити-Фолз. Пострадал почти весь их урожай. При мысли о том, что у него дома пятеро детей – и ждут шестого, – мне захотелось просто отдать ему эту банку фасоли, но пришлось проглотить свое великодушие. Сочувствием семью не накормишь.

Эймоса снова скрутил приступ резкого, хриплого, лающего кашля. Казалось, он вот-вот выплюнет легкие и они растекутся по стене, жидкие и совершенно разложившиеся. Марта постучала мужа по спине, словно надеясь выбить у него из груди упрямый кусок мокроты.

– Отстань, женщина. Оставь меня в покое, – проревел тот, пригрозив ей тростью.

– Эймос, мой старый друг, тебе нужен отдых, – сказал Маттиас. – Позволь мне отвести тебя домой. Леланд проводит Марту, когда она покончит с делами на ярмарке.

Старик отмахнулся, гневно сдвинув седые брови. Марта покачала головой и отошла от мужа.

– Уж и не знаю, что делать, – слишком громко пожаловалась она, обращаясь к Коре. – Каждый день ложусь спать с мыслью, что это будет его последняя ночь, но утром встает солнце, а он еще жив, и ему только хуже.

– Уверена, он скоро поправится, – ответила Кора. – Такие люди, как Эймос, отличаются упрямством. Обыкновенная простуда их не сломит.

– А от доктора никакого толку, – продолжала Марта, будто вовсе не слыша Кору. – Говорит, нет лекарств. – Она зарычала. – Он же врач. Есть у него лекарства. Просто он их для себя бережет.

Доктор Эмброуз на другом конце зала сжал зубы.

– Ты же знаешь, что это не так, Марта, – принялась увещевать ее Кора.

– Я знаю только, что все на свете отдала бы, лишь бы Эймос поправился. Все на свете, – повторила она.

– Ну же, – произнес Маттиас, подзывая доктора. – Должно же для него найтись какое-нибудь лекарство. У тебя в саквояже всегда что-нибудь припрятано.

Доктор Эмброуз покачал головой:

– Я же еще в конце лета сказал, что запасы заканчиваются. С чего вы взяли, что сейчас что-то изменилось?

– Он же Старейшина, – принялся уговаривать Леланд. – Это что-нибудь да значит.

– Да хоть сам Иисус Христос. У меня ничего нет!

– С собой, может, и нет, – согласился Маттиас, заметив, что все в зале смотрят на них. – Но дома-то наверняка найдется. Никто тебя не осудит за то, что ты припас что-нибудь на черный день.

– Это уже слишком, – раздраженно вздохнул доктор и повернулся к двери, но Леланд шагнул к нему, отрезая путь к отступлению.

– Просто дай ему лекарство.

– У меня есть еда. Есть деньги, – умоляла Марта, подойдя к доктору и вцепившись в его шерстяное пальто. – Пожалуйста.

– Отпустите меня, – ответил доктор Эмброуз, стараясь увернуться от нее.

Маттиас вышел вперед и скрестил руки на груди. Кузнец смотрелся внушительно, как стена.

– Так вы меня не выпустите? – растерянно спросил доктор.

– Ее требования вполне разумны. Как и наши. Просто дай лекарство.

– Я бы дал, если бы у меня хоть что-нибудь осталось. Что тут непонятного?

– Где ты его прячешь?

Доктор Эмброуз вскинул руки, защищаясь от Маттиаса, который начал наступать на него.

– Нигде. У меня ничего нет. Клянусь!

На улице раздался жуткий треск, как будто небо разверзлось, знаменуя начало Армагеддона. Мы все повернулись и с ужасом увидели, как одна из огромных сосен на границе Эмити-Фолз повалилась на землю. Из пня, оставшегося на ее месте, торчали острые щепки, словно пальцы, протянутые к небу.

Доктор воспользовался тем, что все отвлеклись, и поспешил скрыться. Выскочив на улицу, он побежал по дороге со всей прытью, на какую были способны его измученные артритом конечности. Ветер, завывая, ворвался внутрь через открытую дверь, и стены Дома Собрания вздрогнули.

– Буря совсем разыгралась, – заметил Кельвин Берман, выглядывая в окно. – По дороге сюда мы видели три упавших дерева. Пожалуй, лучше будет вернуться домой.

Вайолет, стоявшая рядом, кивнула.

– Может, лучше переждать здесь, – возразил Леланд, глядя на пень. – Судя по звукам, ненастье только усиливается. – Словно по команде, ветер сменил тон и завыл, точно баньши, над заледеневшими улицами. – У нас есть дрова… Хотя бы немного, – объявил он, проверяя поленницу возле печки. – И еда… С таким количеством фасоли голод нам не грозит.

В ответ должен был раздаться смех. Но никто даже не улыбнулся. Эймос закашлялся. Бонни шмыгнула носом. Я окинула взглядом зал, повнимательнее присматриваясь к людям и подмечая детали, которые прежде упускала. Лихорадочный блеск глаз. Бледность кожи. Дрожащие руки и натертые до красноты носы. Усталость и недуги. Казалось, все здесь на грани болезни. Я повернулась к Мерри:

– Я… я думаю, нам пора уходить.

– Нельзя идти в такую погоду, – сказала она, указывая на снег, который валил за окном.

– Нельзя здесь оставаться. Посмотри вокруг. Тут все больны. Больны и напуганы.

Я с ужасом представила, что стало бы с доктором Эмброузом, если бы на улице не упало дерево. Отчаяние изменило Эмити-Фолз, заставляя людей бороться за свою жизнь, а не за процветание всего сообщества. Я не задумываясь схватила банку с фасолью и спрятала под накидку, подальше от чужих глаз.

Эймос, задыхаясь, опустился на скамейку. Кашлянул один раз, другой, не потрудившись даже прикрыть рот платком. Я почти почувствовала, как на меня летят капельки слюны. Содрогаясь от отвращения, я стерла воображаемые брызги, но кожа все равно зачесалась. Я представила, как болезнь проникает в меня, точно колония муравьев, зарывающихся в землю. Я почесалась, оставляя красные полосы на тыльной стороне рук, но от этого раздражение только усилилось. Лопатки горели, жилки под коленями дергались. В волосах будто что-то ползало, но, сколько бы я ни проводила по ним руками, ничего не могла поймать. А Старейшина все задыхался и хрипел. Маттиас помрачнел. У него все было на лице написано.