Книга Его Искушение, страница 64 – Анна Гур

Замолкает, останавливает взгляд на мне. Всеми фибрами чувствую поток неприязни с его стороны.

Ярость. Она живет в этом человеке, который ведет себя с Иваном словно равный, нет ничего того, что вижу в других.

— Я все сказал, Царь.

Прикладываю все возможные усилия, чтобы маска доброжелательности не слетела с лица под огнем раскосых глаз.

Этот мужчина. Монгол. У меня от него иголки по всему телу. Не могу понять, в чем причина его ненависти, которую я, наверное, и пощупать могу, настолько она осязаема.

— Времени на раскачку не даю. Виновных ко мне и порешаем.

От голоса Ивана становится дурно. Сейчас он не такой, как в моменты нашей близости, когда мы только вдвоем.

Наконец, обхожу Каца и бросаю взгляд на сервированный стол, сажусь на свое место рядом с хозяином особняка.

— Доброе утро, — проговариваю улыбнувшись, загоняя излишний трепет и страх глубоко внутрь.

Кивает Монголу, тот уходит без расшаркиваний и прощаний.

— Куколка…

Поворот головы и я сталкиваюсь с взглядом, от которого все переворачивается внутри, словно обмирает. Мне страшно на него смотреть, но я не могу оторваться от разглядывания суровых черт.

Иван манит и отталкивает. О него можно изрезаться, но противостоять невозможно.

Так и смотрю в прозрачные глаза, не могу побороть странную тягу.

Наклоняет голову к плечу, проходится по мне ленивым взглядом. Крупная рука медленно взмывает, прикасается к моему лбу, отводит прядку с лица и замирает в моих волосах, медленно перебирая локоны, а меня тянет глаза прикрыть, податься к нему навстречу.

Грудь начинает тяжело вздыматься, меня окутывает болезненным трепетом.

— Доброе…

Отвечает и тянет меня на себя, целует в губы, сразу сильно, напористо, лишая возможности дышать и заявляя свои права на мое тело.

Отпускает так же внезапно и, открыв глаза, я сталкиваюсь с белесыми глубинами его взгляда.

— Ты меня удивляешь, это редко кому удается.

— Ожидал увидеть сломленную и забитую игрушку?

Отмахивается от моих слов, продолжая смотреть мне в глаза. Это пугает, как и то, что его рука так и не отпустила мена, а большой палец ласкает скулу.

— Я тебя не понимаю… я правда не понимаю, Иван. Ты то жесток, то нежен… — губами едва шевелю и шепотом роняю правду.

Смотрю в глаза такие страшные, пустые и притягательные, в ожидании ответов, сама не замечаю, как прикусываю зубами нижнюю губу, он скользит к моей шее, гладит кожу и неожиданно с силой притягивает к себе. Не сопротивляюсь. Все равно Кац махина. Сильная. Ему мне голову оторвать труда не составит.

Неожиданно слышу ответ, от которого пальчики на ногах поджимаются:

— Не могу решить, чего хочу больше: сломать тебе шейку, чтобы от проблемы избавиться, или загрызть любого, кто на тебя не так глянет…

В его голосе раздумье, а в глазах ад. Сделает. На все способен, но не страшно. Не знаю, почему.

Сама подаюсь вперед и касаюсь губами его губ. А он в глаза мне смотрит. Не моргает даже.

Отпускает и откидывается на спинку высокого стула.

— Вот этим и цепляешь. Делаешь совсем не то, что я от тебя ожидаю.

— Это называют взбалмошностью.

— Нет. Не в твоем случае. Скорее, похоже на суицидальную храбрость, когда противник заведомо слаб, но своим поведением вызывает уважение у сильной стороны. Приступай к завтраку, Аврора. В моем доме голодать ты не будешь.

Опускаю взгляд на усыпанный разными блюдами стол и не нахожу то, чем давлюсь уже который год.

Поднимаю взгляд на Ивана.

— Что, куколка?

— Я завтракаю овсяной кашей с добавлением сухофруктов и кусочком масла в пять граммов сверху.

Приподнимает бровь.

— Всегда?

— Да. Только так.

— Шеф-повара сюда.

Рявкает и мгновения не проходит, как в зал заходит запыхавшийся мужчина в фартуке и колпаке, улавливаю, как тяжело вздымается его грудь. Судя по всему, он летел сюда на всех парах, а уже на подходе сбавил темп, чтобы явиться к хозяину со всем достоинством, свойственным профессионалу высшего класса.

Кац слово в слово повторяет ему то, что сказала я, и мужчина со смешными усиками и явно французским акцентом обращается ко мне со всей учтивостью:

— Мадемуазель, какие предпочтения будут относительно обеда и ужина?

Озвучиваю свой обычный рацион. Рыба, рис, семена киноа, авокадо, красное мясо. Все необходимые белки и углеводы присутствуют. Рацион разработан с учетом всех моих личностных предпочтений и характеристик организма. Я не голодаю. Ну если не перехожу на жесткую диету, что бывает все же не так часто.

— Я вас понял. Дайте мне несколько минут и завтрак будет подан. Прошу меня извинить. Не был предупрежден заранее.

— Теперь знаешь. Поторопись.

Резко прерывает добродушный щебет повара Кац, мужчина скрывается за дверью, а я в неверии смотрю на Ивана.

Мой статус пока не ясен, но…

Мне приятно становится. Эта учтивость. Он считается со мной. Заставляет всех относиться с особым уважением…

Мужчина продолжает смотреть на меня с прищуром

— Я смотрю, у тебя все, как в армии. Во всем строгий распорядок. Чем еще удивишь, куколка?

— Мое тело — главный инструмент в профессии. Сегодня тебя восхваляют, а завтра размазывают по асфальту, так что я делаю все от меня зависящее, чтобы быть в форме.

— И все это, чтобы продолжать крутить задницей на подиуме из года в год?

Говорит немного снисходительно. Стискиваю пальцы и выдаю резко:

— Нет, так легче найти похотливого покупателя на эффектное тело. Вот, удалось склеить тебя!

Последнее слово застывает в воздухе, а затем тишина. Девушка в форме, усердно пряча глаза и бледнея, ставит передо мной тарелку с кашей и исчезает так же беззвучно.

Иван, особо не реагируя на мою колкую речь, смотрит на меня в упор, а я сдуваюсь. Выдыхаю и говорю правду. Откровение. Он все время вынуждает открываться.

— Эта профессия заставляет переносить многое. Учит терпеть.

Опускаю взгляд, прячу его, разглядывая заставленный едой стол.

А у самой набегают слезы. Воспоминание. Обещание.

— Нет, Иван. Это не только для дефилирования по подиуму. Это все крупицы, ведущие к исполнению мечты, для реализации которой я работаю. Цель, которую достигну. Обет, который дала однажды…

Все это со мной. Внутри меня. Спрятано под лучезарной оберткой пустышки.