Онлайн книга «Его Искушение»
|
— Пытаюсь вычислить, работает киллер в одиночку или с кем-то в договорняке. Не понимаю. Просчитываю. Бросает на стол салфетку, так и не притронувшись к еде. Опускаю взгляд в тарелку и заставляю себя съесть питательной каши. Зло наказуемо. Вот простая истина и тот, кто хотел вершить страшные преступления, несет наказание. Отпиваю чай и смотрю, как молчаливый Палач удаляется. Я буквально заставляю себя есть, гулять на свежем воздухе. Единственной отдушиной стала конюшня, часто прихожу к своей лошадке, к своей Стелле, и просто стою, обняв за шею, чувствуя тепло живого существа. Так легче, когда горячее дыхание согревает кожу и в глазах не так щиплет. Говорят, время должно вылечивать, но это неправда. Я просто становилась сильнее и ждала, когда, наконец, Монгол придет с известием, что голова змеи перебита и синдикат Смольного уничтожен. Царя не было, Палач вел свою игру, а вассалы грызлись за территорию, не зная, что под моим сердцем уже живет тот, кто по праву крови однажды заберет все, что принадлежит ему, и я уже знала, что ношу мальчика. Сына Ивана… Живот начал проявляться сильно на последних месяцах, как раз настало время теплых свитеров и объемных курток. Странно, но я начала улыбаться. Когда сидела одна и рука лежала на животе, я говорила со своим мальчиком, рассказывала ему истории и грусть с тоской отпускали. Мне действительно есть ряди кого жить. Иван оставил след в моей жизни. Яркий, огненный, вечный. Мой сын. Его сын. Наш сын. И странно то, что в душе я как сумасшедшая ждала, что однажды дверь откроется и Иван вернется домой. Не знаю, почему мое сердце отказывалось принимать тот факт, что этого мужчину можно убить. Глупая вера жила в груди. Так, может, психика реагирует, легче выживать. Обручальное кольцо я так и не сняла, тонкий ободок остался на пальце. Навеки твоя, Иван… Только твоя… Бывают мужчины, после которых только тлен. Никто не сравнится, никто не заменит. Может, и счастье повстречать такого на своем пути, но для меня это стало проклятием. Никто не звонил, не соболезновал. Для всех я была лишь игрушкой, которую передарили, да и не нужно было мне это по большому счету. Слова это всего лишь слова. Человека не вернуть, время вспять не развернуть. А боль… она затихает, покрывается мокрой коркой, которая будет кровить, стоит только сковырнуть, но я этого себе не позволю. Дом Ивана изменился. Я как одержимая прошлась по всем комнатам, кроме его кабинета. Туда я не ступала. Слишком свежи раны, та ночь, когда упала к его ногам, когда поднял и заглянул в глаза, моя судьба была решена уже тогда… И все же сегодня я вошла туда, не спалось, спустилась вниз, ноги сами привели меня в пустой кабинет, и я огляделась. Ничего не изменилось. Монгол не менял ничего, не тронул, так все и было, как в тот раз, когда меня бросили к ногам Кровавого. Прохожу к его столу и провожу пальцем по кожаному креслу, сажусь и прикрываю глаза. Мне все время кажется, что он живой… Разум понимает, но сердце не согласно, оно не хочет верить… Провожу пальцем по столу, дерево хранит тепло, а затем выдвигаю верхний ящик, не знаю почему, просто по наитию, и меня сшибает галлоном непролитых слез, когда оттуда я достаю ленту… Узнаю ее сразу же. Та самая, которой был обернут подарок Каца. Моя лента… Он сохранил… Плачу. Зажав зубами ладонь, захлебываюсь своей дикой тоской, потому что с каждым вдохом мне не легче, как можно было не понимать, что так безумно полюбила… Стоило потерять и все встало на свои места… — Ненавижу тебя, Иван! Ты не мог умереть… не мог… Не понимаю, как и что произошло, просто в какой-то момент подо мной стало очень мокро и живот скрутило болью настолько сильной, что я повалилась на пол. Дверь кабинета хлопнула со страшной силой и через секунду перед глазами возник Монгол. — Что? Ава. Что? — Не знаю… ребенок… Монгол… спаси моего ребенка… Слезы начинают катиться из глаз, меня одолевает паника. Становится нечем дышать. — Тише. Монгол тщательно трогает меня, ощупывает. Причем детально, как врач, и, наконец, опускает взгляд на мою светлую юбку с пятном, смотрит на ноги. — Понятно. Мне никогда не бывает легко. Шипит сквозь зубы и янтарные глаза сужаются. Рывок и я на руках у мужчины, грозного, сильного, который встает и несет меня не сбавляя шага, уверенный, злой, ненавидящий, отчаянный, играющий в свою игру. Для всех он мой мучитель, подмявший под себя империю Кровавого. На самом деле единственный защитник, ставший надежным тылом. Вцепляюсь на инстинктах в крепкую, бычью шею, чтобы не упасть. Палач идет в ровном темпе, размашистым шагом. — Мне страшно… мой ребенок… — заикаюсь и неожиданно Палач каменеет, останавливается и отвечает с ухмылкой: — Успокойся, женщина, ты рожаешь. Время пришло, значит… — Я? Но ведь еще пару недель есть… — Ага, — лыбится и на миг превращается в мальчишку, никогда не видела его таким, — я бы сказал, что пара часов, малышка, так что не трусь. Монгол отвез меня к Цукербергу. Нас уже ждали. Он позвонил из машины, когда я, сидя на заднем сиденье, впервые закричала от резкой, скрутившей все тело боли. — Еду, Авраам, минут двадцать и домчу. Слушает ответ на том конце и рявкает: — Я знаю, что до вас час езды, я сделаю за двадцать минут. В больнице все как в тумане, опять на руках у Монгола, затем лицо Авраама… — Давай, Аврора, держись, мы справимся! — и уже в сторону: — Быстро работаем. Я не кричала, когда схватки болевыми обручами скручивали все тело, держалась и кусала губы, не знаю, почему не могла закричать, терпела. Был только один-единственный крик в машине с Монголом. — Все хорошо, милая, все будет хорошо… Голос Авраама, как якорь, за который держусь. Я стонала, громко, было больно настолько, что казалось, будто тазовые кости дробят. — Плод большой. — Поздно для эпидуралки. — Здесь стремительные роды… — Тужься, Аврора… Фразы врача и я мечусь взглядом по палате, мне видится разное, невероятное и в момент, когда я, наконец, кричу, выталкивая из себя в мир нового человека, я зову Ивана… И именно в эту секунду мне кажется, что я схожу с ума, потому что в окне двери в родильную палату мне чудится, что я вижу мужчину в кепке и с бородой. |