
Онлайн книга «Призраки Гарварда»
Губы профессора Хайнса по-прежнему кривились в снисходительной улыбке, но в глазах отражалась паника. – Скажи, пусть сам посмотрит, если мне не верит, – закончил Роберт. – Да, наблюдение хорошее, – Хайнс причмокнул, словно у него пересохло во рту. «Спасибо», – мысленно обратилась к Роберту Кади. – Pas de problème [15]. Профессор Хайнс продолжил: – Двигаемся дальше. Сама поэма начинается строкой: «Апрель жесточайший месяц…» Что думаете по этому поводу? Да, Линдси? Линдси была рослой симпатичной девушкой с высоко завязанным на затылке конским хвостом, одетая в свитшот волейбольной команды Гарварда. – Я по специальности изучаю психологию и буквально недавно читала, что, по статистике, большее число самоубийств в месяц приходится на апрель. Эрик покончил с собой, помнила Кади, двадцать шестого марта. – Интересно, – произнес Хайнс. – Я бы поставил на период поближе к выпускным экзаменам. Все, кроме Кади, засмеялись. Профессор дождался тишины и спросил: – Есть гипотеза, почему так происходит? – Есть мнение, что сезонные изменения влияют на серотонин или гормоны. Я не думаю, что кто-то знает наверняка, – ответила Линдси. – Полагаю, Элиот представлял бы интерес для психологии. Как считаете? – Определенно, – продолжала держать аудиторию Линдси. – Его мысли так рассеянны, он перескакивает из прошлого в настоящее, ссылаясь на разных поэтов, и рассказчик постоянно транслирует разнообразных персонажей, разные языки, разные голоса. По-моему, немного отдает шизой. – То, что кажется спонтанным, или шизой, как вы выразились, Линдси, на самом деле блестяще продумано, пересмотрено и вносит свой вклад во всевозможные оттенки смысла. Гений под маской сумасшедшего, а не наоборот. – Хайнс повернулся к группе, но взгляд вперился в Кади. – У кого-нибудь есть еще идеи по поводу прочтения первой строфы? Каденс, вы проявили усердие, налегая на источники. Но позвольте поставить вас под удар. Почему бы нам не начать с вашей фирменной интерпретации первых десяти или около того строк? И помните, неправильных ответов не существует – на бо2льшую часть вопросов. Студенты рассмеялись. Кади начала читать поэму, которую впервые видела: Апрель жесточайший месяц, гонит
Фиалки из мертвой земли, тянет
Память к желанью, женит
Дряблые корни с весенним дождем.
Зима нас греет, хоронит
Землю под снегом забвенья – не вянет
Жизнь в сморщенном клубне…
Роберт молчал; значит, придется отвечать самой. Кади медленно начала: – Я думаю, автор считает апрель жестоким, потому что желает новому быть свободным от прошлого, но это не так. В принципе, не может быть. Смерть – часть весны. Парень по имени Джефф вскинул руку и замахал ею с раздражающим энтузиазмом. Хайнс знаком разрешил ему говорить. – Не согласен, – сказал Джефф. – Смерть здесь не окончательна. Он использует глаголы несовершенного вида, создавая ощущение постоянного движения, как жизненный цикл. Корни были дряблые, но он их венчает с дождем. Если жизнь возникает из смерти, то смерть – ложное явление. Жизнь вечна. Хайнс одобрительно кивнул Джеффу, затем повернулся к Кади: – Что скажете? – Наверное, я трактую с обратной стороны, – произнесла Кади. – Жизнь – фальшива. Это просто ожившая смерть. Жизнь может возникнуть из смерти, но она не чиста. От останков мертвых никуда не деться. Смотрите, дальше автор пишет: «Зима нас греет, хоронит землю под снегом забвенья». Мы хотим прикрыть прошлое, вымарать, стереть. Но весна напоминает, что это лишь временное решение. Смерть все время лежит внизу, чтобы снова и снова подниматься. По-моему, эти строки выражают, что, если вы думаете, что жаждете смерти, на самом деле вы желаете, чтобы все вокруг обновилось. – И Каденс выдает нам прочтение Элиота с точки зрения Тима Бертона, – перебил Хайнс. – Хороший спор, оба молодцы. Люблю здравые дебаты. Теперь поговорим о структуре… Кади внесла вклад в обсуждение, не выставив себя полной идиоткой, а потому мысленно засчитала сегодняшний день победой и позволила себе отключиться до конца занятия. Она практически спала с открытыми глазами. К концу семинара Кади так отчаянно мечтала о сне, что почти ощущала, как ее обнимает пуховое одеяло. Она уже собирала вещи, как Хайнс вдруг ее окликнул, поманив пальцем, словно маленького ребенка. – Да? – Кади подошла, изо всех сил пытаясь выглядеть бодрой. – Вы сегодня были необычайно разговорчивы. – Я старалась. – Полагаю, вы уже изучали «Бесплодную землю». – Нет, поэтому было очень интересно. – Кади улыбнулась, надеясь, что капля вымученного энтузиазма сумеет скрыть ее изможденность. – Вы бодлеровский стипендиат? Кади поколебалась: – Нет. Профессор вздернул брови: – То есть вы, новичок в изучении творчества обоих поэтов, и все же, прочитав слова «город-фантом», смогли не только уловить намек, но и прочесть по памяти строки из бодлеровского «Les Sept Vieillards»? Кади молчала, как и голос в голове. Где Роберта носит? Пришлось импровизировать: – В этом семестре у меня курс французской литературы, и мы проходим Бодлера. Поэтому, читая «Бесплодную землю», я уловила знакомое. Перепроверила догадку, когда готовилась к семинару. – Но то, о чем вы сегодня рассуждали, было целиком и полностью из вашей собственной головы? – Да. – Почему мне кажется, что вы меня обманываете? «Потому что я и обманываю», – подумала Кади. – Я не обманываю. Роберт. Роберт. Роберт. – Потому что если вы где-то читали об этой связи, то совершенно нормально ее упомянуть ее в дискуссии, но важно ссылаться на источники. Гарвард придерживается политики абсолютной нетерпимости к плагиату. Кади кивнула, чувствуя, как начинает потеть. – Хорошо. Просто хотел прояснить момент. – Профессор Хайнс некоторое время перебирал бумаги на столе, прежде чем снова на нее посмотреть: – Вы можете идти. – Спасибо. – Кади закинула сумку на плечо и двинулась к двери. – Ах да, еще один вопрос, – остановил ее Хайнс. – Какое ваше любимое стихотворение из «Цветов зла»? Кроме «Семи стариков». Роберт. – Эмн… |