Книга Пробуждённая луной, страница 24 – Юлия Адриан

– Чшш, – шепчу я, поглаживая ее мягкие ароматные волосы. – Все скоро закончится. Все скоро закончится.

Ее крошечные ручки цепляются за меня, она прижимается своим мокрым от слез лицом к моей шее.

– Мама, – шепчет она, и мое сердце плачет вместе с ее сердечком. Ее боль – моя боль.

– Как тебя зовут?

– Элль, – шепчет девочка.

– Где твой отец?

– Мама, – всхлипывает она.

– У тебя есть брат или сестра? – Мне трудно говорить. Дым, так много дыма. Я едва могу дышать. – Кто-нибудь, к кому я могу тебя отвести?

– Только мама, – с трудом говорит она, а потом рыдания перехватывают ей горло.

С девочкой на руках я поднимаюсь на ноги. Ее маленькое тело почти ничего не весит, и все же она носит печаль, которая слишком тяжела для этого мира. Моргаю, глядя на костер. Мне кажется, я слышу, как женщина на костре шепчет: «Спасибо». А потом начинает кричать.

Девочка в моих объятиях корчится в бесконечной агонии. Я вместе с ней. Я хочу кричать, хочу убивать, разрушать! Но я должна быть храброй. Должна быть сильной. Ради малышки.

Я крепко прижимаю ее к себе и начинаю тихо напевать, пока на негнущихся ногах несу ее вверх по склону, прочь от криков, прочь от убийц ее матери, которые когда-то были их соседями.

Охотник на ведьм смотрит на меня очень серьезно.

– Ты не можешь взять ее с собой.

– У нее больше никого нет.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю, – шепчу я, все крепче прижимая к себе маленькое, дрожащее тельце. – Она попросила меня позаботиться о девочке. Разве ты не слышал?

– Там, куда мы идем, ребенку не место.

– Здесь тоже. – Я умоляюще смотрю на него. – Она просто невинный ребенок. Я не могу оставить ее здесь. Только не с этими людьми!

– Они ничего ей не сделают.

– Откуда такая уверенность? Ты сам сказал, что страх ослепляет их! – говорю я, качая головой. – Я не могу.

– Проклятье, – выплевывает он.

– Я не оставлю ее! – твердо говорю я. – Никогда!

– Проклятье, – повторяет он и разворачивается. – До ближайшего постоялого двора! Как только мы найдем для нее подходящее место, мы ее оставим.

Я не отвечаю ему. Я накидываю красный плащ на маленькое тельце с изувеченной душой и следую за охотником на ведьм.

– Я позабочусь о тебе, – шепчу я. – Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

Мы покидаем долину ужаса. Я не бросаю взгляд назад. Дорога уводит нас от едкого дыма, от нескончаемых криков умирающей женщины.

Не слушай, маленькая душа, не слушай. Я пою старую колыбельную – ту, что пела мне моя мама:

Но никакая магия в мире не может облегчить мучения. Ребенку всегда будет недоставать части своего сердца, той части, которая была вырвана из его чрева с грубой силой. Останется рана, которая никогда не перестанет кровоточить, как бы часто солнце ни касалось горизонта.

Мы достигаем вершины холма, и мое сердце разбивается вдребезги.

– Так много? – всхлипываю я.

Десятки столбов дыма поднимаются к небу над холмами. Я слышу треск костров, слышу крики умирающих и знаю, что не смогу спасти ни одну из них. Я не могу сделать ничего.

Малышка беспокойно ерзает на моих руках и смотрит на меня опухшими глазами. Я должна быть сильной! Я должна быть храброй! Но не могу остановить слезы.

– Ты считаешь чудовищами нас, фей. Посмотри на свой собственный народ! Посмотри, что они делают! Они убивают невинных женщин своего рода. – Мне плохо, мне так плохо.

– Страх… – начинает охотник на ведьм, но я прерываю его.

– Ни один народ не делает со своими ничего подобного, – кричу я. – Ни звери, ни эльфы, ни русалки! Только человек способен на такую жестокость!

Он смотрит на горизонт, на черные столбы. Каждый из них означает чью-то закончившуюся жизнь, жертву страха. А потом – тихо, чтобы не услышала малышка:

– А разве ты не охотишься на своих сестер?

Это совсем другое, хочу воскликнуть я. Но я знаю, что это неправда. Я преследую, я убиваю себе подобных. Единственная разница в том, что мной движет не беспричинный страх, а месть. Обдуманная и хладнокровно рассчитанная месть.

Я вытираю слезы со щек.

– Несправедливость, которую люди выказали по отношению к нам, теперь обрушивается на них, – говорю я. – Ничто не остается незапятнанным, ничто не останется безнаказанным. Мы – семя людей, они – наше. Вечный круговорот. Это, охотник на ведьм, судьба. Мы все просто фигуры на карте, настолько большой, что даже я не могу охватить ее разом.

Юноша громко смеется. Малышка у меня на руках испуганно смотрит на него.

– Судьба. – Он оставляет слово таять на языке и, ничего не добавив, продолжает свой путь. Я следую за ним на некотором расстоянии. Неужели он не понимает, что все мы играем только одну роль? Одно уготованное нам предназначение из тысяч предназначений? Судьба – она направляет нас.

Никто по-настоящему не свободен, ни мы, дети-феи, ни люди.

Охотник на ведьм – человек, даже если едва ли похож на них.

– Быть человеком. Что значит быть человеком? – кричу я ему вслед.

– Как ты собираешься это понять? – слышу я его ответ. – Тебе ведома лишь ненависть к собственным сестрам и желание отомстить.

– Люди тоже ненавидят, – возражаю я.

– Естественно. Но еще они боятся. Ты когда-нибудь испытывала страх? – Он останавливается и смотрит на меня. – Когда мы добрались до туннеля Пожирательницы детей – ты испугалась?

Я крепче прижимаю девочку к себе.

– Да.

– Зачем ты взяла девочку с собой? – спрашивает он не враждебно, а скорее, с любопытством.

Потому что я бы не вынесла, если бы она испытала то же, что и я. Если бы она стала такой же, как я. Но я не могу этого сказать. И ничего не говорю.

– Ради себя или ради нее? – Он продолжает свой путь. Я растерянно смотрю ему вслед.

Любить и быть любимой… И постепенно я осознаю разницу.

– Нет, – кричу я. – Не ради себя. Я ничего не выигрываю. Только она, она теряет все.

– Испытываешь жалость, ведьма? – вопросительно оглядывается он через плечо. – Ты действительно… странная.

– Нет, я человечна, человечна, – шепчу я.

Он смеется, но смех его звучит безрадостно и жестоко.