Книга Эти ведьмы не горят, страница 48 – Изабель Стерлинг

– Вот и хорошо, – в эту же секунду говорит ее мать, и Джемма пронзает ее злым взглядом.

– Вчера вечером Ханна спасла мне жизнь. Из палаты ты ее не выкинешь. Я погибла бы, если бы не Ханна.

– Я твоя мать, – напоминает миссис Гудвин так строго, что мне хочется исчезнуть. – И имею полное право не пускать сюда девушку, которая подвергла твою жизнь опасности.

– Боже мой, прекрати! Я ведь объясняла: нас столкнули с моста. Нас! Ханна не виновата.

– Она плохо на тебя влияет. Так было всегда. Повторяю еще раз: держись от нее подальше.

– Чушь собачья! И ты прекрасно это понимаешь.

– Следи за языком, Джемма! – осаживает дочь миссис Гудвин и подбоченивается. – Вот чего я боялась – ты подхватила от нее ругательства.

– Ругательства? – уточняет Джемма фальшиво сладким голосом. – Или ты боишься, что я подхвачу от нее квирность?

В палате воцаряется тишина. Полная. Мертвенная.

– Раньше ты обожала Ханну, – тихо продолжает Джемма. – А после ее каминг-аута такое началось… Я приняла твои новые правила, думая, что тебе нужно время приспособиться. Но ты не приноравливаешься, а гайки закручиваешь.

– Джемма… – начинает миссис Гудвин, но подходящие выражения подобрать явно не в силах.

– Прости, мама, но тебе придется себя перебороть. Ханна – моя лучшая подруга. Я люблю ее как сестру и не позволю тебе ее оттолкнуть. Особенно после того, как она спасла мне жизнь.

Грудь заполняет непонятное теплое чувство. Наверное, облегчение. Я и не думала, что Джемма заметила, как сильно ее родители охладели ко мне за последний год. Я не представляла, что так сильно нуждаюсь в ее защите.

Облегчение быстро исчезает. Вопреки уверенности Джеммы пострадала она из-за меня. Из-за моей магии нога у нее подвешена чуть ли не к потолку, а лицо бледное и в синяках.

Мистер Гудвин берет жену за руку.

– Давай ненадолго оставим девочек наедине. – Он выводит супругу из палаты, и она не сопротивляется.

Едва за родителями Джеммы закрывается дверь, подруга впивается в меня взглядом.

– Что приключилась вчера вечером? – резко спрашивает она, еще не оправившись от ссоры с матерью.

– Понятия не имею. – Сажусь на краешек ее койки и беру за руку. – Папа считает, нас столкнул пьяный водитель.

– Чушь собачья! – словно камень, швыряет мне в лицо Джемма. – Аварию устроили намеренно, а потом ты… – Она умолкает и задумывается, и у меня мерзко сосет под ложечкой. – Как ты это сделала?

Судя по тону, Джемма помнит все. Абсолютно все.

Значит, у меня наклевываются новые неприятности.

В дверь палаты стучат.

– Никому не рассказывай! – в панике выпаливаю я. – Пожалуйста! Скоро мы это обсудим.

– Но ведь…

– Мисс Гудвин, как вы себя чувствуете? – Арчер заходит в палату, держа в руке блокнот. – Готовы дать показания?

Джемма буравит меня взглядом. На миг мне кажется, что сейчас она выложит все.

– Разумеется, детектив. Ханна, давай поболтаем чуть позже.

Похоже, возражения с моей стороны исключены.

– Конечно, как только выпишешься отсюда. – Я показываю большим пальцем на дверь. – Мама готова отвезти меня домой.

Не дожидаясь, когда ответят Арчер или Джемма, я торопливо покидаю палату. Сердце грозит выскочить из груди и упасть на больничный пол.

* * *

По дороге домой меня терзает тревога.

Я то и дело тянусь за телефоном, чтобы проверить, не написала ли Джемма, не потребовала ли ответов на вопросы, которых у нее вообще не должно было возникнуть, а затем вспоминаю, что наши сотовые ныне покоятся на дне реки. Я беспокоюсь, что детективу Арчеру известно о моих недавних «шалостях». Может, он уже догадался, чем я занималась на глазах у Джеммы.

Еще я беспокоюсь о Морган. Она присылала мне эсэмэски? Она сейчас сидит дома и проклинает меня за то, что я игнорирую ее, едва покаявшись в побеге с первого свидания? Кажется, нашим отношениям препятствует целая вселенная. Сперва Охотник срывает свиданку, напав на Веронику. Потом, едва я успеваю извиниться, он сталкивает мою машину с моста. По крайней мере, я смогу написать Морган и объяснить свое молчание, как только доберусь до домашнего компа.

Ответить на вопросы Джеммы будет куда труднее.

Мама поворачивает налево, мы приближаемся к району, где живет Вероника. На задворках сознания появляется зудящая мысль. О том, что увидела в машине Джемма, я ей не скажу: абсолютного доверия, разумеется, нет, но Вероника единственная сталкивалась с Охотником лицом к лицу. Она поймет, что меня терзает.

– Можем мы остановиться у дома Вероники?

– Я думала, тебе ланч нужен. Время-то – второй час, – отвечает мама, не сводя глаз с дороги.

Мой живот тотчас урчит, но ланч подождет.

– Пожалуйста, мне нужно поговорить с кем-то о вчерашнем. С кем-то, кроме родителей. – Второе предложение я добавляю, почувствовав, что мать собирается возразить.

До поворота на улицу Вероники – четыре дома. Потом три. Два…

Мама вздыхает и поворачивает.

– Ханна, ты уверена, что мысль удачная? В последний раз, побыв с тобой в одной комнате, Вероника сбежала.

– Сегодня она вряд ли станет ко мне приставать. Я дохлой рыбой воняю.

Мать морщит нос.

– Не хотела я внимание заострять, но так и есть. Ты и впрямь воняешь.

Мама выруливает на подъездную аллею Мэттьюзов и машет Саре Гиллоу, которая сегодня дежурит, охраняя Веронику. Я выбираюсь из машины, мать остается в салоне.

Кивнув Саре, поднимаюсь к парадной двери Мэттьюзов по трем ступенькам, каждая из которых – испытание для ватных ног. Стучусь, но никто не отвечает.

– Вероника! – Я стучу снова и дергаю дверь. Она не заперта, и я ее приоткрываю. – Вероника!

Знакомый дом молчит, протестуя против вторжения. Воздух заряжен непонятной энергией.

На первом этаже пусто – кухня, столовая, гостиная. Пусто даже в закутке, где стоит стиралка, хотя сомневаюсь, что Вероника тут бывает. Я поднимаюсь по лестнице – загадочная энергия усиливается и возрастает. От тревоги по коже ползут мурашки.

– Вероника!

Двери двух первых комнат второго этажа открыты, за ними тоже пусто. Мистер и миссис Мэттьюз наверняка на работе, а Гейб еще не вернулся (он гостит у бабушки и дедушки). Возле комнаты Вероники я замираю. Дверь приоткрыта совсем чуть-чуть, но до меня долетают звуки тяжелого дыхания.

Перед мысленным взором проносится картина. Вероника лежит на полу, истекая кровью: Охотник второй раз покусился на ее жизнь.

Взволнованный, прерывистый голос Вероники доносится из-за двери, вырывая меня из плена мыслей. Ее слова тонут в судорожном вздохе.