Онлайн книга «Оковы призрачных вод»
|
Эйтлинн сердито мотнула головой. Совсем уже беспомощной ее считает, что ли? Элементарная же магия. Она быстро потерла разорванные края пальцами, сложила, заставив срастись. Обувь по-прежнему досаждала ей, и попытка встать на ноги чуть не завершилась позорным падением. Киэнн махнул рукой на полусырую шевелюру, небрежно заправив падающие на лицо пряди за уши и окинул фоморку скептическим взглядом. — Идем? — Угу, — кивнула она. — Деньги-то хоть взял? Мы едем на такси, еще помнишь? — У меня превосходная память, мэм. Вчера они решили еще раз попробовать прежний способ поиска, и только если он не принесет результатов, переходить ко второму плану: позволить Киэнну принять что-то психотропное. Эйтлинн этот вариант развития событий по-прежнему не нравился, но она дала несколько расплывчатое согласие на него. Надеясь на ответную уступку: не брать «попользоваться» чужой автомобиль. Киэнн также согласился, хотя и не без колебаний. Конечно, кто-то третий в машине им был не слишком-то нужен, особенно с учетом вероятных припадков Киэнна в процессе охоты. Но Эйтлинн взяла таксиста на себя: если понадобится, она прочистит ему мозги ментальной магией и всех сопутствующих странностей поведения пассажиров он просто не заметит. Уже в лифте Эйтлинн пришла в голову новая мысль: — А ты не пробовал связаться с ним по-другому? Ну… — Сразу же. И потом еще раз пятнадцать. Но, понимаешь ли, в условиях Сенмага фетч даже куда более одаренного волшебника далеко не уйдет. Его остановит любая проточная вода. То есть он даже Чикаго ривер не пересечет. — Индикаторы этажей неспешно помигивали. — Кроме того, даже если Лу получит сообщение, ответить на него он вряд ли сможет. — Почему? Киэнн закатил глаза: — Этт, ну ты же такую туеву хучу всего у нас перечитала! И нашего, и фоморского. И таких элементарных вещей не знаешь? Дети фейри не способны пользоваться магией за пределами Маг Мэлла. Именно поэтому им категорически не позволяют отправляться в Сенмаг без присмотра родителей. И именно тот момент, когда эта, скажем так, невидимая пуповина обрывается и молодой фейри обретает некоторую независимость от магической стихии Маг Мэлла, и считается моментом взросления. Эйтлинн уставилась в стену. Что ж все так сложно? — И что, нельзя просто сказать ему… — Можно, — снова оборвал ее на полуслове Киэнн. — Так и сделал. Но, прости, я не учил его пользоваться телефоном. Полагаю, что и ты тоже. Так что, боюсь, даже получив сообщение, он совсем не обязательно поймет, что именно от него требуется. Индикатор в последний раз мигнул, высветив кнопку нижнего этажа. Дверь мягко распахнулась. — Почему было так сложно создать нормальную магию или другое средство для двухсторонней связи?! Не письмо в один конец, а… — Телефон? Скорее всего потому, что он остался бы невостребованным. Мир смертных, как я погляжу, тоже к этому подходит: звонить по телефону неприлично. Зачем, если можно отправить сообщение? Адресат прочтет или прослушает и ответит, когда ему будет удобно. А фейри испокон веков такие социопаты. Ты будешь, кстати, выходить? Или обратно поедешь? Они молча пересекли фойе и вышли на улицу. — Все имеет свою цену, детка, — словно отвечая на ее невысказанный вопрос, проговорил Киэнн. — Смертные платят свою за прогресс, мы, фейри — свою за воздержание от оного. На стоянке перед отелем свободных машин такси не оказалось. Довольно предсказуемо, конечно. Скверные предчувствия вернулись к Эйтлинн: вызвать такси по телефону прямо из номера Киэнн не пожелал, мотивируя это расплывчатыми уверениями, будто не проблема и на улице поймать. Ну что ж, придется пройти немного пешком. Навык передвижения на десятидюймовых стальных ходулях, наверняка изобретенных каким-то садистом и женоненавистником, понемногу возвращался к Эйтлинн, а вот кожа под толстым слоем грима зудела нестерпимо. Чикаго по-прежнему плавился в раскаленной печи безжалостного августа, хромированные щеки припаркованных у обочины автомобилей бесстыдно бликовали, а по улицам и авеню во всех направлениях, точно нескончаемое варево из бездонного котла, расползалась густая человеческая масса. Лезла, текла, комковалась, как манная каша, оседала липкими сгустками у витрин ювелирных магазинов и сувенирных лавочек, просачивалась в щели ресторанов и закусочных, сливалась в жерла метро… — А ну стой, паршивец! — взвизгнула немолодая леди, похожая на четыреста фунтов земляничного мороженого в трещащем по швам вафельном стаканчике. — Ах ты, немытый пожиратель бобов! На мостовую шлепнулся ярко-малиновый бумажник, а в перетянутых золотыми кольцами пальцах-сосисках угрем завертелся смуглый, заросший, как волчонок мальчуган с подозрительно знакомыми ссадинами на голых коленках. Молча, но яростно. — Позовите кто-нибудь полицию, что ли! — возопило земляничное мороженое. — Эти мексиканские недоноски вообще распустились, в приличные кварталы лезут, сумки режут! Видели, что он сделал? Нет, ну вы видели? Она потрясла воздух грубо распоротой леопардовой сумочкой и с размаху хлопнула ею вертлявого мальчишку по затылку. Латинос зло процедил что-то сквозь зубы и лягнул ее обутой в драный кроссовок ногой. Пальцы-сосиски на секунду разжались, четырехсотфунтовая туша пошатнулась, едва не вписавшись задом в витрину. Маленький оборванец предпринял отчаянную попытку ускользнуть, но просочиться сквозь обступившую его толпу не сумел. — Держите вора! — вновь призывно протрубила дамочка с леопардовой сумкой. — Держите негодяя! Паренька неуклюже, но усердно перехватил высокий байкер с пивным брюшком и синими от татуировок бицепсами. Латинос снова задергался, выворачиваясь из крепкой хватки байкера, брыкаясь и шипя, как дикий кот. — Ишь, чего творит, подлец! — загудела толпа. — Депортировать их всех надо! — Когда уже ту стену построят? Только обещать горазды. — Ты из какой сточной канавы вылез, крысеныш? Чей ты? Где твоя мама-крыска и твой папашка помоечный наркобарон? Рико (а у Эйтлинн уже не оставалось ни малейших сомнений, что латинос — ее недавний знакомый с причала у Парка Сталеваров) в очередной раз по-звериному зыркнул на обидчика и скорчил презрительную гримасу: — ¡No te entiendo!* *Я тебя не понимаю! — Во, даже двух слов связать не может, а кошельки резать… — Это мой. Киэнн шагнул сквозь толпу, словно та была лишь роем призраков. Сердце Эйтлинн пропустило удар. На мгновение ей показалось, что он действительно узнал в упрямом уличном воришке Ллевелиса, а не просто так вздумал вступиться за маленького бродягу. Конечно, секундой ранее ей и самой нестерпимо зудело сотворить что-то этакое с брюзжащим обществом, почитавшим себя в праве унижать и третировать ребенка даже не столько за его проступок, сколько за его расовую принадлежность и социальное положение. И в эту секунду она остро осознавала, что никакая она не «добрая женщина»... |