Онлайн книга «Золотая дева»
|
Увидев вошедших, хозяин кабинета просиял: — Илья Евгеньевич, господин Кастор, друзья мои, как я рад, — нараспев произнёс Дольский, поднимаясь из-за стола. — Проходите, прошу вас. Дорогой Луи, присаживайтесь вот сюда. Это подлинное кресло второй половины восемнадцатого века. Иван Степанович подвёл француза к старинному креслу, похожему на обветшалый трон, и собственноручно усадил гостя. — Чудом уцелело после революции и войны. На нём, наверняка, сидел кто-то из ваших предков. Луи Кастор не понял и половины сказанного, но был исключительно тронут расположением Дольского. — Иван Степанович, мы не с пустыми руками, — сообщил Громов. — Помните, я говорил о письме? — Как же, как же! — всплеснул руками Дольский. — Письмо Петра Алексеевича Бобрищева к брату Павлу. Отлично помню. Жаль, что копия. Так бы пригодилось для экспозиции. — Ничего, — заверил Громов. — Распечатаем на цветном принтере, будет как настоящее. — Пгошу вас, — Кастор вынул из кармана флешку и протянул Дольскому. — Увольте, голубчик, — замахал руками Иван Степанович, — я — человек из прошлого. Мой удел — перо и бумага. — Как человек сегодняшний… Позвольте? — Громов достал и включил смартфон, деловито завладел флешкой, и вскоре на экране появилось изображение листка бумаги, снятого с двух сторон. Дольский покосился через очки на чудо техники и покачал головой. — Нет, не для моих глаз. Читайте-ка вы, Илья Евгеньевич, — обратился он к Громову. Громов начал читать: Дорогой брат, пишу к тебе с отчаянным сомнением в сердце: увидимся ли мы под этим небом. Дела в губернии обстоят хуже некуда. Днями был в имении обыск. Вывезли всё подчистую — и посуду и картины со стен, и мебель. Таков нынче порядок в России. Называется сей грабёж экспроприацией. Кабы всё это на дело пошло, я так бы не сокрушался. Только растащат всё да пропьют, горлопаны проклятые. Последние времена, Павлуша, отчизна наша любезная доживает. Впрочем, сами в том виноваты — свободы и равенства, видишь ли, захотелось. Liberté et égalité. Вот и вляпались в эту либерте по самое причинное место. Но, пишу тебе, Павлуша, вовсе и не об этом. Помнишь, подарок папенькин, что нам мать передала на шестнадцатилетие? Его и ещё кое-какие безделицы припрятал я в тайном месте. Ежели, не судьба нам свидеться, знай, что всё схоронено в графском пруду, аккурат там, где тебя в детстве за ногу до крови рак цапнул. Это место показал я и на холсте, что передаст тебе надежнейший человек. Художник я, право, никудышный, да и само полотно, как ты должен помнить, отроком мной написано, то есть, без мастерства достойного, но берёзки на берегу те самые остальное в догадках твоих не нуждается. На том, обнимаю тебя, брат Павлуша, и уповаю на небеса, чтобы судьба была к тебе милостива. P.S. К письму прилагаю список того, что мне удалось спасти: — кулон аметистовый в золоте; — колье жемчужное с подвесками; — серьги жемчужные (в виде капель); — браслет «Серебряная ящерка» с изумрудами; — табакерка, золото, перламутр, рубины; — ложка именная, золото, бриллиантовая крошка; — стопка именная, золото, рубины, шпинель; — бриллианты разного достоинства — 27 шт (всего 32 карата); — изумруды уральские необработанные (фунт с четвертью); — империалы золотые — 12 шт.; — орден Святой Анны 2-й степени; — орден Святого Станислава. Всё упаковано по-отдельности и сложено в медный сундук, отчего вес его получился не менее трёх пудов. «Девочку», подаренную нам тятей, поклал я в отдельный ларь. Твой Пётр.
Закончив чтение, Громов оглядел слушателей. Дольский блаженно и рассеянно улыбался. — Подумать только, — покачал он головой. — Строки столетней давности. А каков слог, господа! Сколько сострадания по отчизне! Луи Кастор молчал, с вежливой улыбкой глядя то на Дольского, то на чтеца. — Слушайте, вы представляете себе размер клада? — проговорил Громов, ещё раз глазами пробежав список. — Бриллианты, изумруды, золото… Это же огромные суммы! — Полноте, голубчик! — махнул рукой Дольский. — Про этот клад я уже тридцать лет басни слушаю. Только где они сокровища несметные? Нету. Одни легенды. — Но вы посмотрите! — горячо возразил Громов. — Список составлен толково и обстоятельно. Нет, Иван Степанович, клад наверняка существует. — Может и так, — сдался Дольский. — И что же, вы, предлагаете? Взять лопаты и устроить в поместье лихорадку на манер Джека Лондона? — Как раз никаких лопат и не надо, — возразил Громов интригующе. — Здесь же ясно написано: клад на дне пруда! Всего-то и нужно: спустить воду и обшарить дно. Пустяки! — Пустяки?! — неожиданно рассердился Дольский. — Да за плотиной десятка два дачных участков! Народ здесь, знаете ли, не церемонный. За свои грядки да сарайчики могут и топором уходить. — Но надо же, что-то делать, — Громов забегал по кабинету. — Это же, в конце концов, пруд, а не море. Нанять водолаза, наконец. — Да что вы право, батенька… водолаза! — возмутился Дольский. — Графский пруд в длину больше трёх километров. В ширину, местами, метров пятьсот. И глубина будь здоров. Тут надо роту водолазов. Из каких шишей-то их оплачивать? Я и слушать не хочу об этом, бред какой-то. Вы бы лучше, Илья Евгеньевич, вашими башибузуками занялись. Нынче под утро едва каретный сарай не спалили. И опять этот ваш Хвастов. Закрылся там с барышней. После срамных дел, как водится, закурили. Сено-то и занялось. Хорошо, сторож проходил мимо, дым учуял. — Хвастов? — рассеянно переспросил Громов. — Накажу, непременно накажу подлеца. А что за барышня? — Помилуйте, дорогой мой, — развёл руками Иван Степанович. — Имя дамы уж я не раскрою. Разберитесь сами, устройте примерную экзекуцию вашему кобелянту. Чтобы и впредь было неповадно. Не то придётся мне после фестиваля сидеть здесь на головешках. — Да, да, вы правы, — заверил Громов. — Я им всем хвосты накручу. И Хвастову в особенности. — Вот-вот. Давайте уже поближе к жизни, Илья Евгеньич, миленький. — Дольский подвинул к себе бумаги. — Что у нас там завтра по распорядку? — Мастер-классы для летних лагерей, вечером — конкурс чтецов, — механически ответил Громов. — Вот и замечательно. Есть о чём беспокоиться. Детишки приедут, а у нас тут что творится? Водолазов ещё не хватало… Так, берите-ка прямо сейчас Тартарена нашего, пусть аппаратуру проверяет. |