Книга Тихий дом, страница 29 – Альбина Нури

Отец помялся, поправил очки и ответил:

– Еще какие-то кости нашли. На пожарище.

– Кости? – вскинулся парень, и конструкция, удерживающая его ногу, затряслась. – Чьи?

Сердце заколотилось, забилось пойманной в силки птицей. «Марго? Нет, нет, пожалуйста, пусть это будет не она!»

– Тише, тише, не волнуйся так, – отец торопливо протянул руку и погладил сына по плечу, укладывая обратно. – Это не Марго, точно. Мужчина. Может, бомж какой-нибудь. Возможно, он давным-давно умер и лежал там.

– Где же тогда… она? – безнадежно прошептал Костя.

Это был не вопрос, и отец промолчал. Никто не знал ответа.

Сердце перестало трепыхаться, но душевная боль никуда не делась. Костя отвернулся к стене, стиснул челюсти. Смириться с потерей лучшего друга было нелегко, но его хотя бы можно было оплакать и отпустить.

С исчезновением Марго свыкнуться оказалось тяжелее: в нем была трагическая неопределенность. Девушка растворилась, пропала, словно ее никогда и не было. Костя столько раз говорил себе, что после окончания школы они разойдутся в разные стороны, Марго уйдет из его жизни, что в итоге это стало правдой. Она ушла.

Он вспомнил, какая она была красивая – там, на школьном дворе, когда подошла к ним с Аделем в их последний общий вечер. Вспомнил, как ему хотелось провести рукой по ее густым каштановым волосам, обнять, поцеловать. Как он тосковал по ней, ревновал и боялся, что Адель это заметит…

Костя понятия не имел, откуда это знает, но тем не менее знал: ему не суждено увидеть Марго. Можно пытаться взращивать надежду, но на самом деле нет смысла ждать.

Марго никогда не вернется.

– Сынок, послушай-ка, – позвал отец.

Оборачиваться Костя не стал: не хотел, чтобы отец заметил выступившие на глазах слезы.

– Что, пап? – глухо спросил он.

– Погляди на меня, – попросил тот, и Костя, помедлив, повернулся.

Теперь они смотрели в глаза друг другу.

– Я хочу, чтобы ты сказал мне одну вещь. Только мне – никто больше не узнает. Даже мама. Понимаю, тебе сложно довериться, я никогда… – Отец сморщился, но договорил начатую фразу: – Я никогда не пытался быть твоим другом. Знал бы ты, как я жалею! Стоит только подумать… – Он запнулся и снова на некоторое время замолчал. Костя ждал, не отводя от него взгляда. – Теперь все изменится, поверь. Но сейчас… Мне необходимо знать, чтобы я смог помочь.

– Что ты хочешь узнать, папа?

Отец бросил взгляд в сторону двери, желая, видимо, убедиться, что их никто не подслушивает. Дверь была закрыта. Он наклонился к Косте и сказал едва слышно, почти шепотом:

– Ты действительно ничего не помнишь о том вечере? Не помнишь, как погиб Адель? Не знаешь, куда делась Маргарита? Почему ты выпрыгнул из окна?

Костя молчал, по-прежнему неотрывно глядя на отца. Впервые он по-настоящему заметил, что они очень похожи. Все об этом говорили, но раньше он как-то не задумывался, что с годами будет выглядеть точно так же, как сейчас выглядит отец. Оба они были худощавые, сутуловатые, высокие. И цвет глаз, и тонкие, немного неопределенные черты узкого лица – все у него от отца. Правда, папа носит очки, а Костя нет, но зрение у него тоже не стопроцентное, так что и в этом есть сходство.

Как же много седины стало в его в висках! Что и говорить, нелегко им с матерью пришлось. Как бы они пережили потерю, приземлись он на десять сантиметров левее?

– Я и вправду ничего не помню, пап, – сказал Костя. – Я не вру, поверь. Последнее, что помню, как мы втроем забрались в окно подвала. Не знаю, что случилось в Тихом доме. И женщину эту, Тамару, как ее там по отчеству, вспомнить не могу. И двух других, которые пропали, не видел. Если они там и были, я этого не помню. А Марго… Я хочу, чтобы она нашлась! Хочу, но… Но понятия не имею, куда она исчезла.

Отец сжал его ладонь, пытаясь успокоить.

– Все хорошо, сынок, я…

– Ты должен мне верить! – с отчаянием проговорил Костя, вырывая руку. – Думаешь, я сам не хочу вспомнить? Зачем мне обманывать? Или ты думаешь, что я взял и убил их всех?

– Что ты! – испугался отец. – Не говори глупостей! Никто этого не думает! Ни мы с мамой, ни полиция – никто! Ты сам еле выжил! – Он перевел дыхание и решился сказать то, что мучило их с женой сильнее всего: – Я боюсь того, кто стоит за всем этим.

– Кого боишься?

– Откуда мне знать! Эти смерти, исчезновения… Ты ведь не просто так решился выброситься из окна. Наверняка спасался от кого-то! Может, видел преступника, и теперь он боится, что ты можешь его опознать! Или тебя вытолкнули, пытались убить!

– Разве можно опознать, если ничего не помнишь?

– Сынок, память может вернуться! Ты и твои воспоминания представляют угрозу для преступника!

Внезапно Костя почувствовал, что очень устал, и у него не осталось сил поддерживать этот бессмысленный разговор.

– Ты хотел знать, не вру ли я, папа. Я ответил – и больше мне сказать нечего. Правда в том, что я знаю о той ночи не больше тебя.

После секундной паузы отец кивнул, поднимаясь со стула.

– Так им и говори – всем, кто станет спрашивать.

Он направился к двери.

– Наверное, будет лучше, если так все и останется. Есть вещи, которые лучше забыть. Воспоминания ведь могут быть мучительными, жестокими. Опасными. – Помедлив, отец сказал: – Мы с мамой подумали, не переехать ли нам? Я имею в виду, в другой город, навсегда. Меня давно в Москву приглашали – ты знаешь, по работе. А я все не решался. Теперь вот думаю, пришло время. Новая жизнь на новом месте – что скажешь?

Костя не знал, что ответить. Ему надоели бесконечные расспросы, сочувственные и настороженные взгляды, перешептывания. Но хуже всего было ощущать внутри себя что-то темное. Какое-то знание, которое он не мог вытащить из глубин памяти. Что-то настолько тяжелое, невыносимое, что мозг предпочел заблокировать это.

Оставаясь здесь, в родном и знакомом с детства городе, Костя был обречен снова и снова воскрешать в памяти ушедших друзей, пытаться вспомнить, что с ними стало.

– Разумеется, нельзя ничего решать впопыхах. Тебе надо как следует все обдумать, – сказал отец, выходя их палаты. – Ты поразмысли, сын, не спеши.

Погрузившись в свои мысли, Костя не заметил, как остался один.

Он не сказал отцу – да и никому не говорил, и вообще не был уверен, что это имеет хоть какое-то значение. Но если думал о той страшной ночи, когда чудом остался жив, в голове постоянно всплывало странное слово – «вместилище».

Костя не понимал, к чему оно относится, что должно обозначать.

Чье вместилище? Вместилище чего?

Однако стоило Косте начать размышлять об этом, пробуя вызвать в памяти хоть какие-то ассоциации, как ему становилось дурно. Это был не страх, не физическая боль – скорее, неприятные, невнятные ощущения. Он вдруг чувствовал резкий, свежий запах озона (видимо, напоминание о той грозовой ночи?); ему становилось холодно – все тело застывало, леденело, будто он голышом стоял на январском морозе.