
Онлайн книга «Близкие люди»
![]() – Бояться не надо, – тихо произнесла Машка. – Он… не плохой, просто устал очень. И девочка поднялась, протянула руку, осторожно вложила хрупкую свою ладошку в лапищу мертвеца. Закрыла глаза. Прислушалась. – Все правильно… они очень старались. – И… что? – Ниночка хлопнула выцветшими ресницами. Да и вся-то она побелела, побледнела. – Спешить надо, – столь же серьезно ответила Розочка. – За ним уже идут. А если он спрячется, придется начинать все сначала. – Не успеет. Они с Машкой смотрелись друг на друга, друг в друга, одинаковые, словно два отражения одного объекта, притом, что самого объекта Святослав не видел. Он потряс головой, силясь избавиться от странного этого ощущения неправильности. – И что… мне делать?! Ниночка окончательно растерялась. – Я ведь… я даже не ведьма! Я только учиться начала! – Ведьму учить – только портить, – мертвец опустился на колени перед девочками. – Вы… расскажите ей, ладно? А то… я ведь и передумать могу. Они кивнули. Обе. Одновременно. И кажется, не только Святославу это показалось странным. – Кровь, – сказала Машка. Или Розочка. – По капле. – Смешать. – Солнца… – Розочка коснулась ладони Калерии. – Песни… и тумана. Радости. Боли. Того, что рассыпано было… Все-таки Машка. Уши у нее остались человеческие, но почему-то эта деталь норовила ускользнуть. И Святослав даже не сразу понял, почему. А поняв, восхитился. У него бессознательное внушение получаться стало годам этак к пятнадцати. Талантливая. Засранка. Когда все закончится… – Просто смешай, – Розочка – на сей раз и вправду Розочка – протянула Ниночке мятый листок. – А потом подумай, что хочешь, чтобы он ушел. Только сильно-сильно подумай, ладно? Ниночка кивнула. – А… в чем мешать? Мертвец молча сложил руки лодочкой. Правильно, в чем еще удерживать заговоренную кровь. – Ты тоже понадобишься, человек, – сказали ему, и от взгляда, в котором читалась плохо сдерживаемая ярость, стало не по себе. – Я… тебя ненавижу. – За что? – За то, что ты жив, а я нет… и их тоже. И… держаться с каждым годом все сложнее. Серафима была права, выбор всегда есть, но чаще всего поганый. Он криво усмехнулся и велел: – Поспешите. – И вправду, – Калерия первой протянула руку. – Ингвар… у тебя когти острые. Коготь осторожно коснулся золотистой кожи запястья. И кровь-то у берегини была не красною, что совсем даже не удивило. Золото – оно всегда золото, даже живое. Кровь эта скатывалась бусинами, которые, сталкиваясь друг с другом, слипались воедино. У птицы – жемчуг, сизый, беловатый. Упырь… темная, что деготь, и не слишком-то желает покидать жилы. Она медленно нитью сползает в протянутые руки. Сестры Красновские расстаются с кровью легко, у старшей она, что молочный туман, а у второй будто искрится. Но… это все сила играет. Оптические иллюзии. Разум на них горазд. И надо бы смахнуть их, убедиться, что любая кровь – это всего-навсего жижа. Алексей перехватывает руку Антонине, качает головой и тихо произносит: – Моя чище, сильнее, если уж нужна. А ей и без того досталось. И мертвец склоняет голову, признавая за ним право замены. – Погоди, – Святослав останавливает Астру. – Давай я сначала… Прикосновение когтя почти не ощущается, боль приходит мгновеньем позже, она тягучая, неприятная, да и вовсе ощущение такое, будто не пару капель крови дает, а собственную его, Святослава, силу от сердца тянут. Твою ж… Нехорошо ругаться, а не ругаться не выходит. Вот и стискивает зубы до того, что, кажется, трещат. – Это неприятно, – мертвец смотрит с насмешечкою, и в темных глазах его мелькают искры безумия. Его и вправду надо… выпроводить. Убить такого невозможно, а вот выпроводить, чтобы никто-то, ни Казимир Витольдович, ни прочие, полагающие себя самыми умными, до него не добрались. Безумие ведь разным бывает. С него, твари старой, станется притвориться покорным до поры-то до времени… – Вижу, понимаешь, – мертвец скалится и поворачивается к диве. – Ты… или она. – Я, – дива смотрит прямо в глаза. – Почему… почему бабушка ничего не сказала? Почему не предупредила, не объяснила… – Не знаю, – он качает головой. – Честно говоря, я и сам не всегда ее понимал. Ей открывалось и прошлое, и будущее… разное будущее. Много разных будущих. Она и выбирала. Считала… и если ничего не сказала, то, наверное, так было нужно. – Она… меня любила? На тонком запястье вспухает алая полоса. И капли катятся в подставленные руки. Быстрые и мелкие, не жемчуг – ртуть, только живая. – Я могу солгать, но… не знаю. – Любила, – дива произнесла это уверенно. – Я точно знаю… …и знала. Потому что… потому что невозможно иначе. Астра старалась отрешиться от неприятного ощущения уходящей силы. Она видела нити, что протянулись от каждого из тех, кто сидел в круге, к мертвецу. …добровольная жертва. Еще одна страшная сказка ушедшего времени. И надо бы сказать, предупредить, но губы слипаются. И хочется повторять одно и то же: – Любила. Ведь иначе зачем? Не во спасение же мира, в самом-то деле? Что она, одна дива, способна изменить? Ничего-то… а значит… …было платье, то, невероятно красивое. И туфельки. На них же не обязательно было тратиться, а Серафима Казимировна потратилась. Кулек с карамельками, обнаруженный под подушкою. И еловые лапки, которые украшались дождиком. – Вот увидишь, деточка, все-то будет хорошо, – теплые руки на плечах, теплое одеяло и желание закрыть глаза и никогда-то, ни за что на свете не вылезать из теплой своей норы. Тихий смех. Книга. Сказка… она ведь тоже рассказывала сказки, но свои, про коварных магов и хитроумных ведьм, про мир, что добр ко всем, но не каждый сумеет понять его доброту. Нити натянулись. – Пора, – сказал мертвец Ниночке, которая плакала. Сидела и плакала, тихо, без всхлипов, только слезы катились по ее щекам. – Ты той же крови, как та, что привела меня в этот мир. – Я… боюсь. |