Книга Василиса Опасная. Воздушный наряд пери, страница 64 – Ната Лакомка

– Захотите потанцевать, Василиса, – крикнул он, скаля в улыбке белоснежные зубы, – я буду ждать!

– Не слушай его, он балабол, – Ягушевская подтолкнула меня к столику.

Она хотела предостеречь меня, и умом я понимала, что от «ПриМы» не стоит жать добра (мне, по крайней мере), но это подталкивание взбесило ещё сильнее, чем болтовня Баюнова.

Зачем они со Слободаном привели меня сюда? И даже не скрывают, что пасут. Как будто я – их собственность. Собственность «Ивы». Или обязана всё время бегать цепным пёсиком за ректором.

При мысли о ректоре стало совсем плохо. Я глубоко вздохнула, потому что меня бросило в жар, хотя белое платье было лёгким и невесомым, как облако.

И где он сейчас? С Морелли? С рыженькой лисичкой играет в розового слоника? Или ещё кого-то нашёл?

Слободан ждал нас за столиком, и как раз принесли закуски – мясное ассорти и рыбное, крохотные бутербродики на шпажках и перепелиные яйца, фаршированные икрой. Я села на своё место, но сразу же вскочила.

– Василиса? – окликнула меня Ягушевская. – Ты куда?

– Танцевать, – ответила я с вызовом. – Что, нельзя?

– Можно, – кивнула Барбара Збыславовна. – Конечно, иди. Надеюсь, настроение у тебя улучшится и…

Не дослушав, я почти бегом ринулась в толпу скачущих под песню Артура Пирожкова студентов, и сама заскакала, вливаясь в огромную, безликую толпу. Музыка оглушительно гремела, и вокруг метались одни маски – как в кошмарном сне, когда за тобой гонятся какие-нибудь вампиры или болотные чудовища. Но всё это – такая ерунда по сравнению с тем, что ректор развлекается где-то. Не со мной.

Баюнов оказался рядом, словно из-под земли вырос. Он обнял меня за плечи, притягивая поближе и сунул мне чуть ли не в лицо свой сотовый телефон. Сначала я хотела вырваться, но потом увидела, что он пытается мне показать. Камера телефона выхватила смеющееся лицо Марины Морелли. Она что-то говорила, но, увидев нас в обнимку с Баюновым, картинно приподняла брови, а потом заулыбалась, помахав рукой.

И немного перевела камеру в сторону.

Совсем немного, но я увидела, что Марина находится в каком-то ресторане. На круглых столиках, покрытых белоснежными скатертями, горели настоящие свечи, верхний свет был приглушен, и за одним из столиков – как раз за спиной Марины, сидел Кош Невмертич. Он подносил к губам бокал с вином, глядя куда-то в сторону и усмехаясь углом рта.

Значит, они с Маринкой в ресторане.

Я оттолкнула руку Баюнова, не желая больше смотреть на это, и рванула куда-то наугад, расталкивая танцоров. Я юркнула между столов, вылетела в какую-то дверь, пробежала по коридору, завернула и только тут остановилась, тяжело дыша.

Значит, всё-таки Марина Морелли. Старая любовь не забывается.

Изо всех сил зажмурившись, я пыталась сдержать слёзы. Не стоит он моих слёз. Не стоит. Но глупое сердце трепыхалось и плакало кровавыми слезами. И я понимала, что могу сколько угодно убеждать себя, что ректор – гад ползучий, это ничего не даст. Всё равно будет больно. Очень. Мучительно.

Я открыла глаза и даже не удивилась, когда рядом появился Баюнов.

– Он не стоит твоих слёз, – сказал он, повторив мои мысли. – А ты зря за него держишься.

– Не держусь, – произнесла я с ненавистью.

– Брось, Жар-птица, – он подошёл ближе, глядя на меня сочувственно.

Можно было и правда поверить, что ему жаль моего разбитого вдрызг сердца. Но я не собиралась искать сочувствия. Ага. Ещё поплакаться в жилеточку и платочком сопельки подтереть.

– Врёте вы всё. Это старая запись, – сказала я и мгновенно сама поверила в это.

Точно! Старая запись! Решили обмануть меня, «приматы» несчастные.

Баюнов пожал плечами и достал из кармана телефон. Нажал пару кнопок и сказал в экран:

– Мариш, тут Жар-птица не верит. Говорит, запись старая. Скажи пару слов на публику.

Он развернуло телефон ко мне, и я впилась взглядом в лицо Марины.

Она растянула в улыбке кроваво-красные губы и сказала:

– Всё без обмана. Мы сейчас в «Небесах», в вип-зале. Узнаешь? – и она опять словно невзначай повернула камеру на Коша Невмертича.

Он смотрел в сторону, отставляя бокал, и всё также усмехался – не слишком весело, кстати.

– Кошик! – позвала Марина и замахала ему, а он рассеянно кивнул ей. – Теперь верите? – Марина приблизила телефон к самому лицу, так что стали видны только её узкие тёмные глаза. – Я не обманываю вас. Никто из нас не станет обманывать. И скрывать правду тоже не станет. Костя, я отключаюсь.

Экран погас, и Баюнов убрал телефон во внутренний карман пиджака.

– Всё без обмана, Василиса. Мы с Мариной понимаем, что единственное, что держит вас в «Иве» – Кош Невмертич. Но вы же видите, что он всего лишь играет с вами. Его привлекает только ваш талант.

Он заговорил – как ручейком зажурчал. Голос был вкрадчивый, тёплый, участливый, он уговаривал одними только интонациями, звал, приманивал…

– А вас что привлекает во мне, если не талант? – сказала я, стараясь не поддаваться колдовскому очарованию этого голоса. – Моя душа?

– В частности – да, она, – Баюнов сделал шаг вперёд, и я оказалась прижата к стене. – Вы мне нравитесь, Василиса. По-настоящему нравитесь. И если перейдёте в «ПриМу», я обещаю, что никому не позволю вас обидеть. И сам не обижу… Никогда не обижу тебя…

Он наклонился и перевёл взгляд на мои губы. Мне захотелось стать маленькой, как теннисный мячик, и укатиться куда-нибудь в уголок, чтобы переждать всё это безумие, но мячики в мою сущность не входили. Потому что из превращения ничего не получилось.

Баюнов взял меня за плечи – осторожно, но крепко, притянул…

– Клянусь, что не обижу… – его лицо оказалось уже совсем рядом с моим. – Никогда, ничем…

Я ударила его кулаком в солнечное сплетение, и он охнул, отшатнувшись. Прижал руку к животу и засмеялся:

– Ты что творишь такое? Больно же!

– Лапы подбери, – посоветовала я, сжимая кулаки и становясь в позу, как когда мы с Быковым выходили на татами. – Я ещё и по мозгам могу заехать, если они у тебя есть.

– Зачем драться? – изумился он, он благоразумно отступил ещё немного. – Просто хотел поговорить.

– Ваши «приматовские» разговорчики на меня не действуют, – напомнила я.

– Уже заметил, – он поморщился, потирая живот. – Но поцеловать все равно хочется...

– Обойдешься, – пообещала я ему.

– Правильно, обойдется, – послышался голос из темноты коридора. – Ну-ка, малой, двигай отсюда. Эта девочка моя.

– Че-его? – спросил Баюнов с насмешливым изумлением. – Какая – твоя девочка? Ты заблудился, мальчик? Кто тебя сюда впустил?