Книга По эту сторону зла, страница 33 – Нина Воронель

Вена, февраль 1913 года

Хуже венского января может быть только венский февраль. Особенно в тот день — с неба валил отвратный мокрый снег, немедленно застывающий на тротуарах хрупкой ледяной корочкой, под которой притаились коварные холодные лужи. В такую погоду хороший хозяин и собаку из дому не выгонит, но мне необходимо было выйти из дома — сам великий Зигмунд Фрейд назначил мне встречу у себя в кабинете в одиннадцать часов утра. Я собиралась поговорить с ним о своем будущем, а если удастся, то и обсудить мою новую работу, в которой я утверждаю, что инстинкт продолжения рода сбалансирован в природе инстинктом саморазрушения. Я надеялась, что после окончания моего семинарского курса он оставит меня в Вене ассистенткой при семинаре: будет передавать мне часть своих пациентов и обсуждать со мной свои новые идеи. У меня было небольшое преимущество перед другими претендентами на это место — великий человек ревниво охранял свою паству и не мог перенести моей любви к Юнгу. И потому мог бы приблизить меня поближе к себе, в надежде вытравить эту любовь из моего сердца.

Хотя профессор Фрейд не был бабником и не бегал за каждой симпатичной юбкой, я знала, что он питает слабость к хорошеньким молодым девушкам, и потому с утра занялась прихорашиванием. Я надела облегающее темно-голубое платье и серые сапожки, в точности подходящие к моей серой каракулевой шубке. Волосы я распустила, зная, как они оттеняют мою нежную кожу, но из-за ветра, несущего в лицо хлопья мокрого снега, мне пришлось надеть серый каракулевый берет, насильно навязанный мне мамой.

Я взяла зонтик и оглядела себя в зеркале: получилось очень мило — великий Фрейд должен быть доволен, он терпеть не мог «синих чулок». Я пришла на несколько минут раньше и недолго постояла в подъезде, стряхивая мокрый снег с воротника и берета. Большое зеркало в торцовой стене подтвердило, что цвет лица у меня отличный. Ровно в одиннадцать я звонила в звонок у заветной двери. Мне открыла младшая дочь Фрейда шестнадцатилетняя Анна, которая попросила меня подождать минут десять в прихожей, пока папа закончит завтрак.

Эти десять минут я постаралась использовать получше — сняла шубку и берет, наново расчесала локоны и хотела было еще раз продумать свою заранее заготовленную речь, но меня прервал резкий и долгий дверной звонок. В святыню профессора Фрейда звонили обычно мягко и кратко, стараясь не потревожить великого человека. А звонивший в то утро явно был человеком бесцеремонным. Из комнат Фрейда никто не вышел, и нетерпеливая рука на лестнице стала нажимать на кнопку звонка еще дольше и резче. Я пожала плечами и сама отворила дверь — с ходу оттеснив меня от порога, в прихожую размашистым шагом ворвалась высокая дама в длинной меховой шубе.

— Профессор Фрейд у себя? — спросила она и двинулась в глубь квартиры, так и не стряхнув снег со шляпы и плеч. Шляпа тоже была меховая.

— Вам назначено? — осведомилась я, защищая свои интересы.

Тут дама наконец меня заметила:

— Профессор просил меня навестить его, когда я буду в Вене.

В этот момент в коридор вышел сам Фрейд в сопровождении Анны и просиял, увидев нахальную даму:

— Лу, дорогая, какой приятный сюрприз!

Я тут же поняла, что мою искусно составленную речь придется отложить. И оказалась права. Фрейд сказал мне смущенно:

— Прости меня, малышка, но я попрошу тебя погулять часок по улице, пока я поговорю с фрау Саломе. Ведь она в Вене проездом.

Когда он называл меня «малышкой», я знала, что добра ждать нечего. Но я не посмела сказать ему, что в такую погоду гулять по улице отправляют только злейшего врага. Я покорно кивнула и проследила глазами, как он, позабыв обо мне, уводит в кабинет эту дерзкую фрау Саломе.

Из глубины квартиры донесся голос секретарши Фрейда Минны Бернес: «Анна, ты не забыла снять чайник с огня?» — и Анна проворно ушла. Решив воспользоваться тем, что никто за мной не следит, я сдернула с вешалки свою шубку и берет и, вместо того, чтобы выйти на лестницу, проскользнула в полуоткрытую дверь приемной. Там было темно, но я не стала зажигать свет в надежде, что меня не заметят и не выставят на холодную улицу.

Через пару минут Минна и Анна появились в прихожей и сели на маленький диванчик.

— Зачем ты вытащила меня сюда? — спросила Анна.

— Чтобы уйти подальше от ушей твоей мамы. — Я услышала, как Минна чиркнула спичкой и закурила. Из прихожей потянуло сигаретным дымом.

— Значит, какая-то дама, ты говоришь, явилась без приглашения и он ее немедленно принял?

— Ну да, а бедную Сабину выставил на улицу.

— В такую погоду? Кто же эта дама? Красивая?

— Высокая, вся в мехах. Он назвал ее как-то странно — по-моему, фрау Саломон.

— Ах, Лу Саломе? Тогда все понятно! Я еще в прошлом году на Веймарском конгрессе заподозрила, что она на него нацелилась. И, как всегда, оказалась права.

— Я не понимаю, что значит, — нацелилась?

— Ничего, подрастешь, поймешь. Интересно, что эта Лу Саломе от него хочет?

— Может, она просто хотела его повидать?

— Лу Саломе никогда не хочет кого-то просто повидать. Она хочет повидать только того, от кого чего-нибудь хочет.

— Я вижу, ты не очень ее жалуешь.

— Какая разница, жалую я ее или нет? Она женщинами не интересуется. Зато во всей Европе не найдется мужчины, который сумел бы ей в чем-либо отказать. Очень интересно, что она хочет выманить у твоего отца.

— Я думаю, что у папы можно выманить только то, что он хочет дать.

— Ты идеализируешь своего отца. Он такой же мужчина, как и все другие.

— Если даже она их всех соблазняет, я не думаю, что ей удастся соблазнить папу.

— Посмотрим, посмотрим, что она с ним сделает!

— Да что ты о ней такое знаешь?

— Она начала давно. Уже в 82 году прошлого века она свела с ума бедного больного Фридриха Ницше.

— Это знаменитого философа, что ли? Так он же давно умер.

— Я говорю тебе, это было давным-давно, в 82 году прошлого века. Ницше тогда был еще вполне жив, а она только-только приехала из Санкт-Петербурга завоевывать Европу.

— Что значит — прошлого века? Сколько ей лет, по-твоему?

— А по-твоему?

— Лет тридцать с небольшим.

— А ей за пятьдесят!

— Не может быть! Я стояла в двух шагах от нее — ей не дашь больше тридцати трех!

— Ты слышала о вампирах?

— Ну да, это которые кровь высасывают?

— А ты знаешь, зачем они это делают? Чтобы сохранить молодость. Они так обновляют свою кровь и молодеют.

— Ты хочешь сказать, что эта Лу Саломе — вампир?

— В каком-то духовном смысле да: она порабощает мужчин и от этого молодеет.