Онлайн книга «Парадокс Севера»
|
Дверь нам открыла крошечная женщина с тонкими руками, скромной улыбкой и глазами, из которых утекала жизнь. Вытянутое лицо, едва различимые брови, а на голове вместо волос — платок. В мелкий цветочек. — Диана, друг вашего сына. Просто друг, — протянула я руку, решив заранее расставить акценты, хотя меня ни о чем и не спрашивали. Мало ли. — Анна Степановна, — представилась женщина, пожимая мою руку. — Просто мама вашего друга, — неожиданно широко улыбнулась она. И уголки моих губ в ответ тоже поползли к верху. *** Мама Пашки милая. В течение ужина она то и делала, что подкладывала мне в тарелку домашние разносолы, повторяя, что мне нужно больше есть, а то ветром сдует, хотя, я могла поклясться, мы с ней носили один размер. Пашка ел молча, то и дело бросая на нас неловкие взгляды. Они с мамой не были похожи, но когда улыбались, от их глаз разбегались одинаковые тонкие морщинки, словно солнечные лучики. И они согревали. После ужина я вызвалась вымыть посуду. Но, мысленно вернувшись на полдня назад, к тому, от чьего взгляда замирала душа, выронила из рук тарелку, разбив салатник и два блюдца. — Боже мой, простите, — лепетала я, краснея и бледнея с очередностью в дыхание. — Я верну вам новые. Бабушка всегда говорит, что я растяпа. Пашкина мама лишь опустила мне на плечо руку и ласково произнесла: — На счастье! Я замерла все еще с мыльной пеной на руках. Глядя на нее едва ли не слезящимися глазами. — А будет оно? — Ну разумеется, милая. — И вдруг она замахнулась и грохнула старенькую советскую чашку. А потом протянула другую мне. «Ну же, давай», — подсказывая взглядом. Я неуверенно коснулась белого фарфора. Прошептала: — Жалко ведь. Она покачала головой. Я улыбнулась, подняла руку и со всего маху, выплескивая боль, злость и поражение, разбила чашку об пол. На шум прибежал Пашка, но так и застыл у порога, глядя на нас, безумно смеющихся, среди осколков посуды. На крошечной кухне мы пили чай с вареньем. Плечи обволакивало теплым шерстяным платком. И мне очень реалистично удавалось притворяться, что я на своем месте, что я счастлива. И улыбаться, внося в этот дом чуть больше света и жизни. А еще радости. Как-то раз, Леся сказала мне, что я на самом деле похожа на Солнце. — Лесь, я ведь не рыжая. И веснушек у меня ни одной нет. Даже на носу. Вон, посмотри. — Ты не понимаешь, — отмахнулась она. — Это другое. Рядом с тобой теплее. Может поэтому все так хотят забрать себе хотя бы кусочек? — Откусить и спрятать. И мы рассмеялись. А сейчас, сидя на стареньком табурете, я поняла, иногда другому человеку слишком холодно и согреть его может только чужая улыбка. И я улыбалась. Так, будто действительно была пламенем. «Зажженный светильник не ставят под сосуд. Но на подсвечник, чтобы все входящие видели свет»*. А еще у него никогда не спрашивают, сколько боли ему тот самый свет стоит. Но разве это важно? На прощание Пашкина мама подарила мне плед. Похожий на те, из которых шьют плюшевых медведей. В огромной квадратной упаковке из прозрачного полиэтилена. Я отнекивалась от него как только могла, но она была неумолима. — В честь прошедшего дня рождения! — Не нужно. — Пожалуйста, ради меня! Ну как я могла отказать? В это время Пашка обнимал меня за плечи и я даже обхватила его свободной рукой за талию, в ответ. Возможно, в этом есть доля вины моего разбитого сердца, а ещё немного потрескавшейся гордости, но я даже согласилась как-нибудь встретиться с ним в городе, после каникул. Может бабушка права, и люди на самом деле веками копили мудрость, которой я упорно не хотела следовать? В конце концов синицы не чем не хуже наглых самовлюбленных журавлей. В общежитие мы вернулись уже в десять вечера. Вернее, я вернулась, а Пашка остался дома на выходные. Он усиленно порывался меня проводить, но я настояла, чтобы не выдумывал. В конце концов со мной был плед, так что я уже не чувствовала себя одинокой. К тому же, весь вечер он то и дело старался ненароком меня коснуться, а взгляд его был нетерпелив и полон предвкушения, что немного пугало. Слишком мало прошло времени. Включить телефон я осмелилась только в такси. Глядя на множество пропущенных звонков, зажмурилась, крепче прижимая к себе подарок. Глаза уколола обида, жгучей пеленой застилая взгляд. Машина остановилась. Расплатившись, я вышла на улицу, вдохнула морозный воздух и сделала шаг. Потом второй. Зная, что после тысячного станет легче. Надо лишь перетерпеть. На Карточную Долину опустилась ночь, и общежитие академии встретило меня тишиной. Захлопнув дверь, я устало облокотилась на нее спиной и выдохнула. Свет был не включен. Леся собиралась встретить рождество с родителями, так что раньше конца недели её ждать не стоило. Вот и славно. Никто не помешает мне прорыдать следующие несколько часов в подушку, чтобы утром проснуться и начать с чистого листа. Но не вышло… — И где ты, изволь ответить, до ночи шарахалась? — раздался из темноты ледяной голос. Я едва не подпрыгнула. Если бы не знала каждую его с хрипотцой ноту, точно скончалась бы от разрыва сердца. Глаза привыкли к темноте и теперь я могла разглядеть в кресле знакомый силуэт, привычно вытянувший длинные ноги. — Зачем пришел? Север поднялся и медленно подошёл. Когда он не хромал, ему удавалось двигаться практически с кошачьей грацией. Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза и, набравшись смелости, произнести решительное: «Уходи, и больше не возвращайся». Но только я раскрыла рот, он опередил меня, сверкнув взглядом: — Соскучился. __________ * — Диана цитирует Евангелие от Матфея 5:15 Нет. Только не снова. Я рванула в сторону, но Виктор схватил за локоть, останавливая. — Отпусти, — попыталась вырваться я, но оказалась прижата к собственной двери. — Где ты была? И почему выключила телефон? Он говорил так, словно имел на это право, хотя это не так. Как я устала от них от всех! От Пашки, что каждый раз проверял крепость моих границ, от Севера, который вообще решил, что имеет власть их устанавливать. Никому я ничего не должна! — Не твое дело, — отгрызнулась я, тут же растягиваясь в улыбке, понимая, что не смогу остановиться. — Чем поджидать меня, смотрел бы лучше за своей девушкой. А то, кто знает. Может пока ты здесь, она в постели твоего лучшего друга окажется. — Что ты несешь? |