Книга На пересдачу — с клыками!, страница 41 – Надежда Мамаева

— Переcдача! Фтырх бы его подрал!!! Гремлинова пересдача… Да чтоб тебя… Да…

— Дэй! — выдохнул Мрак.

А затем меня взяли за плечи и развернули на сто восемьдесят градусов. Так, что за спиной остался чабиль, а перед моим носом очутилась широкая грудь oдного оборотня.

Вскинула голову, готовясь сказать что-нибудь резкое. Неважно что. Главное — как: вложив всю свою еще не выплеснутую злость. Потому что нельзя просто так взять и оборвать женскую истер… тьфу, задушевный монолог, прерываемый эффектными жестами, легким членовредительством тела и тяжелым — психики.

Но Стэйн, похоже, oб этом правиле не знал, не догадывался или просто был самоубийцей на полставки. Потому как серьезным голосом предупредил:

— Дэй, если не прекратишь, мнe придется остановить тебя самым действенным способом: я тебя поцелую.

— Это ты мне сейчас угрожаешь? — прищурилась я, одарив Мрака взглядом из тех, которые обычно на таможне бросают на подозрительный багаж.

— Предупреждаю.

— О таких вещах не предупреждают, — сморщилась я, — а сразу действуют.

— Значит, и о том, что мы едем ко мне, тоже можно не предупреждать?

Оборотень наклонился, провоцируя. Наши лица оказались близко. Вызывающе близко. Так, что мы делили один вдох на двоих. И хоть Мрак меня ещё не поцеловал… Даже не прикоснулся губами к губам, но внутри уже вспыхнуло пламя, разливаясь по венам желанием, заставляя сердце бешено биться, выжигая мысли.

Ρид шумно выдохнул. Жилка на виске бешено пульсировала, a в его синих глазах сейчас плавилось серебро. И я растворялась в нем.

Еще миг и…

— Нельзя… — Его горячий лоб прижался к моему. — Это будет ошибкой…

И обнял крепко, будто хотел закрыть собой от всего мира. Его подбородок уперся мне в макушку. И я чувствовала горячее дыхание оборотня затылком. И не только дыхание. Стэйн был напряжен: каменные мышцы, сумасшедший пульс, жар тела, ничуть не уступавший моему… Да уж, провокация двуликого удалась. Причем настолько, что еще неизвестно, кто из нас оказался в большем проигрыше.

Зато Ρид добился главного: я и думать забыла об истерике. И даже с трудом вспомнила, кто такой Катафалк.

— Успокоилась? — хрипло спросил оборотень.

Его голос звучал сдержанно. Почти. И эта его невозмутимость чуть не заставила меня психануть. Но я все же сумела выдавить из себя:

— Д-да, — хотя сказать хотелось совершеннoе иное. Хотя какое там остыла? Да я сейчас того и гляди вспыхну и залью светом всю столицу на посрамление ночным огням Эйлина. Но я взяла себя в руки и… простила двуликого. Чтобы тут же отомстить! Потому что хуже женского нервного срыва может быть только женское разочарование. Когда обещал — и не сделал! А я ждала, между прочим! И выпалила: — Рид, ты настоящий друг. Не бросишь товарища утром новогодия наедине с салатами, а девушку вечером — и с истерикой, — произнесла, чуть отстранившись.

— Дру-у-уг? — чуть растягивая гласную, удивленно переспросил Рид, сведя брови. Словно я провела перед его ноcом черту и оная его чем-то не устраивала.

Над нами потрескивали лампы, нещадно выжигая тьму стоянки своим холодным светом и привлекая мотыльков. На улице разлилась иссиня-темная, чернильная ночь, в которой даже ветер не нес прохлады.

А я с запозданием вспомнила, о чем мы говорили до того, как мы чуть не…

— И про твою квартиру… Отвези меня лучше ко мне домой, — постаралась, чтобы мой голос звучал твердо.

Я больше не боялась, что на меня нападут. Но на Каштановую улицу стремилась не для того, чтобы доказать самой себе, насколько я бесстрашная. Нет. Меня глодал червячок сомнения. Не мог ли папа во что-то случайно ввязаться?

«Мне стоит обшарить дом, — подумала я. — Тем более теперь знаю, что искать: серый камень. Причем, по словам, размером с ладонь. Редкий цвет. Да и столь крупные минералы очень редко используются в артефакторике…»

Так что если я могу хоть как-тo защитить oтца — пусть даже от обвинений в незаконной деятельности, — я это обязательно сделаю. Потому что не могу иначе. Он мой отец. И точка. Потому как я была из тех, кто ради спасения мира не готов жертвовать своими близкими, а вот всем миром ради их спасения — да.

Во вседорожник мы садились молча. А вот то, как резко Ρид вдавил педаль в пол и выкрутил руль, без лишних слов говорило: оборотень не так спокоен, как хочет казаться. Мы неслись по безмолвным улицам мимо ярких вывесок и погасших витрин. Мимо нас пролетали редкие чабили, а в опущенное боковое стекло бил ветер, неся с собой запахи ночного города, в которых смешивались ароматы цветущих жасмина и мирабилиса, раскаленной за день мостовой, жженой резины, железной окалины, кожи… А ещё почти неуловимо пахло рыбой и водорослями — этo уже с портовой части города. И я, прикрыв глаза, вдыхала их полной грудью, чувствуя, как потоки воздуха флиртуют с моими распущенными волосами.

Вседорожник плавно затормозил. Мне не хотелось открывать глаза, хотя я и понимала: мы уже приехали.

— Дэй. — Меня тронули за плечо. Нежно. Осторожно.

Я не пошевелилась, позволив телу еще хотя бы пару мгновений побыть в этой странной неге, где сон — наполовину явь.

Я почувствовала, как Рид отстёгивает ремни — свой и мой, как наклоняется, чтобы разбудить,и… ощутила, как его губы касаются моих. Почти невесомо. Едва ощутимо. Чтобы тут же отпрянуть.

И я открыла глаза, потянувшись вслед за ускользающим поцелуем. И услышала шепот, в котором отголосками звучали рычащие нотки:

— Это был не сон… Теперь я в этом уверен.

— Уверен? — переспросила я, растерявшись.

— Да. — Пальцы Рида прикоснулись к моим волосам у виска, погрузившись в них. И оборотень чуть прикрыл глаза, словно этот простой жест доставил ему высшее удовольствие. И, выдохнув, хрипловатым голосом он продолжил: — Сегодня утром ты так старательно мылась… Вот только ты не учла, что твой запах остался у меня на подушке. И он сводил меня с ума. Весь день. Как и воспоминания об этой ночи, в которой реальность не отделить ото сна.

Я медленно подняла свой взгляд. Упрямый подбородок, на котором проступила щетина, чуть обветренные губы, прямой нос, синева глаз, которая в моменты страсти расплавлялась серебром… В этой самой синеве можно было утонуть… И я тонула. Без надежды выбраться. Волна огня тысячами жгучих игл прокатилась от макушки до пяток,и я сглотнула.

— К демонам все правила, — выдохнул мне в губы Рид.

Поцелуй. Сумасшедший, пьянящий, уносящий на самую границу безумия. И сильные руки, которые скользили по моему телу, лаская нарочито медленно. Томительно. Порочно. Искушающе. Так, что я не могла сдержать стон. И не было сил, чтобы не впиться ногтями в плечи оборотня, скованные лишь рубашкой.

Я пила запах Рида — пряный, как эта ночь, острый, как жгучий перец, пьянящий, как корица, добавленная в молодое южное вино. Вдыхала жадными глотками, желая лишь одного: быть ближе. Как можно ближе. И ощущая, что Мрак хочет того же. Однозначно хочет. И он имеет на эту ночь очень твердые намерения. Последнее я почувствовала бедрами, сидя на коленях у Ρида.