Онлайн книга «Джек, который построил дом»
|
Тут зазвонил телефон, оторвал. Но самое красивое я увидел и снял». Он удалил из адресной строки имя Тео, ввел Юлькино. Найдет – потом. И вдруг подумал о сходстве имен: Тео Вульф – Томас Вулф. Когда за два дня до Нового года врач произнес слово «хоспис», Ян помертвел лицом. «Это необходимо?» – спросила Юля. «Вы не можете контролировать ситуацию двадцать четыре часа в сутки, – бросил онколог. – Или стационар, или я назначаю вам хоспис на дому». Новое назначение прибыло третьего января. Суровая, приземистая, почти лысая женщина в очках объяснила: «Мы не лечим – мы облегчаем последний путь». Она ловко обошла тянущиеся трубки с кислородом и села на диван. Ян сквозь кашель ответил на вопросы, медсестра заполнила какие-то бланки, передала пакет с морфином и строго ткнула пальцем в инструкцию. – Можно, чтобы она больше не приходила? – попросил Ян. Увы, не только лысая медсестра решила облегчить его последний путь. В дверь позвонила вертлявая особа в распахнутой куртке и заговорила громко и жизнерадостно: – Духовная помощь из хосписа. Что ваш муж предпочитает: кремацию или похороны? – Спасибо, но мы это не обсуждаем, – Юля теснила духовную помощь, блокируя вход. – Но мы должны… – Вы ничего не должны. Где гарантия, что она не придет опять?! – Юлечка, что хотела эта баба? Хоронить тебя, родной. Выбирала способ. – Адрес перепутала, – громко крикнула, возвращаясь в комнату. Слышал или нет?.. Господи! Спаси нас от глухих!.. Морфин гасил боль и помогал уснуть. Ян открывал глаза: «Мне жалко спать. Еще успею выспаться…» – и снова задремывал. О последней неделе даже с сыном Юля говорила мало, коротко сообщая главное. Дозу морфина повысили – помогает – слушает музыку – ничего не надо, спасибо – взяла отпуск –… Январь был холодный, бесснежный. Ян мерзнул. Помогали какие-то дедовские средства: спиртовые компрессы, горчичники. Тонкие, как у подростка, руки, на спине четко видны ребра. Нужно было осторожно и быстро натянуть на него майку, фланелевую рубашку, жилетку; сверху накинуть плед. – Скоро будет тепло, – говорила она беспомощно. – Тепло… тепло будет… Зачем я сказала про тепло?! Тепло наступит, а он… Он смотрел в окно – большой седой растерянный ребенок, недоумевающий, как с ним могло приключиться такое. – Хочешь, я тебе почитаю? – Лучше поговори. И говорил сам – сквозь кашель, одышку, с долгими паузами. – Юленька, вот это и была жизнь. Я думал, это черновик; а настоящая жизнь потом наступит, когда я проживу черновой вариант и пойму, как надо жить. Оказалось – нет, не черновик. Другой не будет. А жить я так и не научился. Я не помню, как я жил без тебя. Какой я счастливый, что ты есть! …Юлечка, сядь! Отдохни. Нельзя так, ты загонишь себя! Я тебе рассказывал про капсулу?.. Почти всю сознательную жизнь я таскал ее на себе. Без нее было совсем плохо. Только знаешь, я боялся, что капсула прирастет ко мне навсегда. С тобой она мне стала не нужна. Ты меня освободила. Он говорил, уставал – и засыпал. – Юлька, Юлечка! Вдруг испугался, что ты ушла. Мне снилась бабушка. Она сказала: «Ты приедешь, и мы встретимся. Только здесь время другое». Она обнимает меня, целует; а я не помню, чтоб она меня целовала… В летнем платье, с цветами. Я помню; было другое тоже… Мы с ней прощаемся ненадолго, и я смотрю на часы, но забыл, какое время бабушка назвала. Юлька! Там, в ящике стола, часы такие… крупные, карманные. Принеси, их нужно завести. …Ты вкусный суп сварила. Спасибо, малыш! …у меня сознание раздвоилось: один я – обыкновенный, другой я – с болячкой… Сказывался ли эффект морфина или происходило что-то другое, Юлька не знала. Думать об этом тоже было некогда. Несколько раз Ян просыпался с криком: – Зачем Яков гасит свет? Юлечка, скажи ему, чтобы не гасил, мне опять снилась яма… Скажи ему! Повторялся самый страшный сон, с обступающей тьмой и неподвижностью. – Я давно не говорил, что люблю тебя. А ты молчишь. Какая вкусная вода… На столике террасы стояла бутылка коньяка. Закутанный в плед, Ян сидел в кресле, с наслаждением подставив солнцу лицо – серо-желтое, усталое, спокойное. Он изредка откусывал крекер или брал клубничину: «Вкусно… только не хочется». Январский день был удивительно теплым, плюс шестнадцать по незабытому Цельсию. Все так же стояла казенная кровать посреди гостиной, и оба делали вид, что ее нет. Часто звонил телефон. Приехал Люсик, побыл минут двадцать, его сменили Шлыковы. Рина привезла копченую лососину, Шлыков выпил рюмку коньяку и хотел налить вторую, но жена остановила: «Ты за рулем. Ну, нам как бы пора…» – Не хочу ложиться, – признался Ян. – Жалко спать… Я бы с ним выпил, а поздно. Появились («мы тут неподалеку были…») Фима с Машей. Надо было спросить, где песик, но вся светскость из Юли выветрилась. Ян обрадовался Антошке. – Юлечка, принеси мою камеру. Настоял, чтобы тот взял ее с собой: – И не спорь. Снимешь Париж. Антошка уехал с перекошенным лицом. Ян отпил глоток коньяка. – Скоро появятся почки, – кивнул он на дерево, – и соловей прилетит. Вечер; еще один. Он слушал стихи с наслаждением, словно пил самую вкусную воду. Пастернак – Томас Вулф – Мандельштам –… Утром девятого проснулся счастливый: «Я хорошо поспал». Лицо пожелтело, небритая седая щетина мягко заштриховала запавшие щеки. – Что делать с матерью? – Наверное, сказать, – Юлька внутренне содрогнулась. Главная мука!.. …Помнить это не хотелось, но выкинуть из памяти не могла. Как уговаривали Якова поехать за Адой, как тот сопротивлялся, долго и тщательно завязывал шнурки туфель и ворча садился в машину, когда Ян мучительно пытался найти такое положение на больничной кровати, чтобы лицо не кривилось от боли. – Дай морфин. – Ляг у себя в спальне, я помогу. – Мамашке трудно подниматься… Тут быстрее будет… – и закашлялся, трубка с кислородом упала на подушку. Появилась Ада: – Я тебе привезла мед, он отлично помогает! |