Книга Трусливый ястреб, страница 94 – Роберт Мейсон

Вьетнамская женщина, одетая в черную пижаму, проскользнула через полог палатки. Она кивнула, проходя мимо, и проследовала в противоположный конец палатки, подмести земляной пол бамбуковым веником, оставляя за собой в пыли ровные параллельные линии. Когда она добралась до меня, то слегка поклонилась и замерла в ожидании, что я подниму ноги с фанерной платформы. Я задрал ноги, и она прошлась веником снизу. Затем она начала заправлять кровати. В палатке их было четыре штуки. Когда она добралась до меня, снова поклонилась. Ее улыбка была черной от бетеля, она ждала, чтобы я встал. Я подпрыгнул.

– Ой, – произнес я.

– Ах, – сказала она. Она стянула все белье с койки, застелила ее заново и аккуратно расставила мои вещи. Сложенный бронежилет сюда, пистолет с кобурой сверху, вот так. Она отступила назад, представила свою художественную расстановку и кивком позволила мне опустить свой зад обратно на одеяло.

– Спасибо, – сказал я.

Она улыбнулась черным бетельным ртом и поспешила наружу.

Армии досталась болотистая часть поля и мрачное место жительства, но Перстень решил извернуться и добавить немного комфорта, чтобы хоть как-то развеять гнетущую атмосферу. Такого я еще не встречал.

Я немного побродил по палатке, вылез наружу, понаблюдал за взлетом «Фантома» и кивнул проходящей мимо вьетнамской горничной. Хотелось дойти до Стальони, чтобы потрепаться, но он был занят чтением какой-то интересной книги. Я вспомнил, что у меня тоже есть книга. Я был на середине второго тома трилогии «Властелин Колец». Голлум скользил по скалам, спешно преследуя Бильбо. Я симпатизировал Голлуму, мне нравился его голос. «Дассс», – шипел он. Я пытался копировать его речь в Кавалерии: «Дассс, нам нравятся миссссии». Но люди вокруг не могли понять, с чего вдруг я начал шепелявить. Никто не знал, кто такой Голлум. Самыми популярными книгами были приключения Джеймса Бонда.

Пока я читал, мой мозг дал какой-то сбой. Это определенно был сбой, потому что книга внезапно полетела на грязный пол, а сам я потянулся за своим пистолетом, повторяя «что?», вместо того чтобы лежать на спине и спокойно читать.

– Что? – я бродил по палатке, заглядывая по углам.

Я выглянул наружу.

– Что?

Что-то пошло не так. Я весь напрягся. Я был наготове. Я ждал.

Темная голова просунулась через полог. Я поднял пистолет и узнал Стальони.

– Ужин, – произнес он и ушел.

Он не заметил пистолет. Внезапно ощущение роковой угрозы исчезло. Опасность миновала. Что это была за опасность, я так и не понял, но она миновала. Я засунул пистолет в кобуру и направился в столовую.

Я подсел за столик к Стальони и двум пилотам ВВС, которые заглянули к нам на ужин. Во время трапезы я не переставал размышлять о своей выходке. Вокруг все было спокойно. Дело было во мне. Я сходил с ума.

– Не хочешь попробовать? – спросил лейтенант ВВС.

– Что попробовать?

– Полетать на «Фантоме»?

– Я летаю на «сликах».

– Я знаю. Махнемся? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Нет.

На следующий день «Хьюи» готов не был. Как и через день. Пока я ждал, будни тянулись по одному и тому же графику. Завтрак, книга, обед, книга, ужин, книга, сон. Этот график перемежался приступами непонятного ужаса. По ночам я выскакивал из кровати в поисках источника страхов. Как-то вечером я отключился за столом в доме офицеров. Я сидел и читал книгу, как вдруг понял, что лежу лицом на страницах. Это напугало меня настолько, что я решил излить свою измученную душу авиационному врачу в лагере ВВС.

– У меня кружится голова, я просыпаюсь по ночам с ощущением того, что сейчас помру, а вчера я упал лицом в книгу, – стыдливо признался я.

– Раздевайся, – произнес врач с сочувственной сосредоточенностью.

– Разве это связано с телом?

– Я проверю нервную систему.

И он проверил. Он тыкал в меня иголками, щекотал пятки, стучал по локтям и коленям, заставлял меня следить глазами за пальцами и фонариком, стоять на одной ноге и трогать кончик носа с закрытыми глазами. Заглянув напоследок мне в глаза офтальмоскопом, он произнес:

– Хммм…

– Нашли что-нибудь? – спросил я.

– Ничего. Вообще. Твои рефлексы в полном порядке.

– Откуда тогда у меня эти приступы и головокружение?

– Не знаю.

Я огорченно обмяк.

– Есть пара подозрений, – быстро добавил он. – У тебя может быть редкая форма эпилепсии, но я в этом сомневаюсь. Либо ты страдаешь от стресса. Учитывая характер твоей работы, скорее всего, это стресс. Но я советую тебе по возможности посоветоваться с авиационным врачом. Если симптомы никуда не исчезнут, тебя могут отстранить от полетов.

Спустя четыре дня моего пребывания в новой роте и неделю после ухода из Кавалерии я присоединился к своему новому подразделению в поле у Нхон Ко.

Вертолеты «Старателей» стояли на узкой летной полосе, которую французы прорубили дальше в джунгли. Лагерь находился на холме возле полосы. Я собрал свое снаряжение и отыскал Дикона, который проводил меня в одну из двадцати шестиугольных палаток, разбросанных по песчаным, поросшим травой дюнам на самой вершине холма. Моими соседями по палатке были два уорента, Монк и Ступи Стоддард.

– Эге, новенький, – произнес Монк.

Он оторвался от журнальных вырезок, которые складывал в коробку из-под обуви. У него был квадратный подбородок и крепкое, плотное телосложение.

– Но, – он прищурился от света лампы за моей спиной, – судя по всему, в Наме не новенький.

Он смотрел на пряжку моего ремня. Зеленая лента, проходившая поверх пряжки, была практически черной от грязи – знак ветерана.

– Все так. Меня перевели из Кавалерии.

– Да ладно? – удивился Стоддард. – Из Кавалерии? Это суровые ребята.

Ступи напоминал толстого ребенка, он постоянно бросался раздражающими словечками типа «божечки», «вау» и даже «славно».

Я кивнул и спросил:

– Можно кинуть сюда снаряжение?

Я указал в дальнюю часть палатки.

– Конечно.

Я закинул сумку к брезентовой стене и уселся на нее сверху. Монк вернулся к вырезкам. Вокруг его постельной скатки на грязном полу валялись изрезанные выпуски Stars and Stripes, Newsweek, Time и других журналов. Он аккуратно вырезал каждую статью ножницами из швейцарского армейского ножа, а затем шелестел картонными карточками с буквами алфавита, чтобы поместить вырезку в нужное место.

– Ты что, писатель? – спросил я.

– Монк писатель?

Ступи засмеялся. Его живот и щеки затряслись. Я обратил внимание на пятна от шоколада на его губах, а потом увидел плитку, которую он сжимал в грязной лапе.