
Онлайн книга «Юность»
Или «Heaven Up Here» группы Echo and the Bunnymen, прямой противоположности Talking Heads — тут соль не в ритмах и драйве, а в звучании и настроении, в том великом стенании, порождаемом ими, во всей той тоске, и красоте, и мрачности, которая то накатывает, то отступает в их музыке, нет, которая и есть музыка. И хотя о вокалисте мне известно немало, хотя я прочел тонны интервью с ним, как и со всеми остальными музыкантами, чьи пластинки у меня есть, музыка стряхивала с себя все эти знания, не желала хранить их, потому что в музыке нет смысла, нет значения, нет личности, а есть лишь голоса, и каждый — со своими отчетливыми особенностями, как будто каждая эта особенность в своем чистейшем виде, без тела, без личности, да, как бы образует личность без лица; и на каждой пластинке было бесчисленное множество таких отпечатков из другого мира, который открывается, когда ставишь пластинку на проигрыватель. Я так и не уразумел, что меня наполняет, когда меня наполняет музыка, знал только, что мне всегда этого хотелось. К тому же музыка, безусловно, меняла меня, с ее помощью я делался видимым, тем, кто вызывает восхищение, конечно не равное тому, которое вызывают создатели музыки, однако среди тех, кто ее слушает, я был в первых рядах. Здесь, на севере, этого, наверное, никто не заметит, как не замечали в Кристиансанне, но и здесь существовали ценители подобного, это я точно знал. И я непременно окажусь среди них. Я какое-то время перебирал пластинки и расставлял их так, чтобы усилить впечатление, которое производил каждый из альбомов, и, возможно, позволить тому, кто станет их рассматривать, выстроить новые, неожиданные взаимосвязи. Потом я пошел в магазин — купил пива и замороженную пасту карбонара. Еще я взял кочан капусты, несколько яблок, несколько слив и гроздь винограда, которые на следующий день собирался использовать в качестве наглядного пособия на уроке природоведения с третьим и четвертым классами: знакомясь накануне с их учебным планом, я решил, что надо бы продемонстрировать им космос. Вернувшись домой, я сунул пасту в микроволновку, а потом съел прямо из контейнера, запивая пивом и читая «Дагбладет». Сытый и довольный, я ушел в спальню и прилег на часок отдохнуть. Сознание еще долго подсовывало мне лица школьников и учителей и школьную обстановку, но затем все исчезло. К действительности меня спустя полтора часа вернул звонок в дверь. Чего ждать, я не знал, звонить мог кто угодно, поэтому к двери я направился в какой-то сонной тревоге. За дверью стояли три девочки из моего класса. Смело улыбнувшись, одна из них, Андреа, поинтересовалась, можно ли им войти. Другая, Вивиан, хихикнула и покраснела, а третья, Ливе, требовательно смотрела на меня из-за больших очков с толстыми стеклами. — Разумеется! — сказал я, — проходите! Как и другие гости, войдя в гостиную, они огляделись. Все три жались друг к дружке, подталкивали друг друга локтями, хихикали и краснели. — Да вы садитесь! — я кивнул на диван. Они послушно уселись. — Ну, рассказывайте, — сказал я, — что вас ко мне привело? — Мы хотели посмотреть, как вы живете. Нам просто скучно было, — призналась Андреа. Значит, она у них главная? В школе мне так не показалось. — Здесь заняться нечем, — добавила Вивиан. — Ага, вообще, — подтвердила Ливе. — Да, это никуда не годится, — согласился я, — но и тут у меня не особо весело. — Да, настоящая дыра, — сказала Андреа. — Ты про мою квартиру? — спросил я. Она залилась краской. — Да нет, вот вы глупый. Про деревню! — воскликнула она. — Я как девятый класс окончу, прямо в следующую секунду свалю, — сказала Вивиан. — И я тоже, — подхватила Ливе. — Вечно ты за мной повторяешь, — сказала Вивиан. — Ну да. И что? — удивилась Ливе. — «Ну да. И что?» — передразнила Вивиан, да так точно, что даже дважды изобразила, как Лив дергает носом под дужкой очков. — Оооо! — сердито протянула Ливе. — Ты же тут не монополист на отъезд из деревни в шестнадцать лет, — я посмотрел на Вивиан, та улыбнулась и отвела взгляд. — Вы так странно говорите, Карл Уве, — сказала Андреа. — Что такое монополист? Звук собственного имени застал меня врасплох, и я, смотревший в этот момент на Андреа, покраснел и опустил глаза. — Тот, кто владеет чем-то в одиночку, — ответил я и снова взглянул на нее. — Ах, ну дааааа, — протянула она так, будто готова была умереть от скуки. Ее подружки засмеялись. Я улыбнулся. — Я вижу, вы еще много чего не знаете, — пошутил я. — Повезло вам, что я сюда приехал. — Это не про меня, — сказала Андреа, — все, что мне надо, я знаю. — Только машину не водишь, — осадила ее Вивиан. — Да я умею водить, — возразила Андреа. — Ага, только тебе все равно нельзя. Я в этом смысле. Они умолкли. Я смотрел на них с улыбкой и, видимо, с долей превосходства, потому что Андреа прищурилась и проговорила: — Нам, между прочим, тринадцать лет. Мы не малышня какая-нибудь, вы не думайте. Я рассмеялся. — А с чего мне так думать? Вы в седьмой класс ходите, я в курсе. Я даже помню, как оно. — В смысле? — Когда ты становишься старшеклассником. Сегодня же у вас первый день в старшей школе. — Это мы заметили, ага, — кивнула Вивиан. — Сегодня было еще скучнее, чем в шестом. Воздух прорезало дребезжанье дверного звонка. Девочки переглянулись. Я встал и пошел открывать. Это пришел Нильс Эрик. — Привет, — сказал он, — пригласишь старого коллегу на чашку кофе? — А пива не хочешь? Он поднял брови в напускном недоумении, а может, недоверии. — Нет, спасибо. Мне потом за руль садиться, лучше перебдеть. — Давай, заходи, — пригласил его я. Он остановился посреди гостиной, и девочки уставились на него. — Значит, вот вы где по вечерам сидите, — сказал он. — А к тебе они еще не заходили? — спросил я. Он покачал головой. — Но сегодня после обеда четвероклашки забегали. Я как раз рыбные котлеты жарил. — Нам просто скучно, — пожаловалась Ливе. Две других сердито посмотрели на нее. А потом встали. — Ну ладно, — сказала Андреа, — пошли дальше. — Счастливо! — сказал я. — Заходите как-нибудь! — Ха! — фыркнула Вивиан из коридора, перед тем как захлопнуть дверь. Нильс Эрик улыбнулся. В окно мы увидели, как девочки быстро шагают вниз, к магазину. |