Книга Юность, страница 35 – Карл Уве Кнаусгорд

— Да вроде ничего, — сказал я. — Папа со своей новой женщиной живет в доме в Твейте. Мама в Вестланн ^[27] уехала. Через несколько дней вернется.

— Вы тут по-прежнему вдвоем будете жить?

— Да.

Из-за мыса показалась лодка. Длинные светлые волосы рулевого отчетливо выделялись на сером фоне, и когда мы встали и подняли рюкзаки, девушка в лодке помахала нам и что-то выкрикнула, но, одолев разделявшие нас сто метров, крик превратился в слабый писк.

Это была Сив.

Мы забросили на борт рюкзаки, уселись, и через десять минут уже сошли на берег возле ее дачи.

— Вы последние, — сказала она, — сейчас, наконец, есть будем.

Ханна была там. Она сидела за столом, одетая в белую рубашку и голубые джинсы. Челка отросла и закрывала весь лоб.

Ханна чуть смущенно улыбнулась.

Наверное, вспомнила мои письма.

Мы ели креветки. Я пил пиво, и во мне поднимался хмель, тело отяжелело, и сам я точно сделался более основательным, чем прежде, скорее всего, из-за того, что перед этим несколько дней напролет тоже пил. Опьянение не только пробралось в голову и мысли — оно вырастало из глубины тела и медленно расползалось по нему, и я понимал, что эта накрывающая меня волна еще долго не схлынет.

Так оно и оказалось. Мы прибрались в гостиной и стали танцевать, а в шхеры возле дома пришла ночь; мы вышли на улицу и купались в темноте, я, балансируя, стоял на трамплине для прыжков в воду, под черным небом, над черной водой, и, когда бросился вниз, мне казалось, что до воды мне не долететь, я падал, и падал, и падал, а потом вдруг холодная соленая вода обняла меня, и я ничего не видел, все почернело, но опасности не было, я несколько раз взмахнул руками, выплыл на поверхность и разглядел всех остальных — они стояли на берегу, похожие на низенькие бледные деревца.

Ханна приготовила для меня полотенце и теперь накинула его мне на плечи. Мы уселись чуть повыше на горе. Там, внизу, кто-то из девушек купался голышом.

— Они голые купаются, — сказал я.

— Вижу, — ответила Ханна.

— А ты не хочешь тоже голой искупаться?

— Я? Нет! Мне такое и в голову бы не пришло.

Мы помолчали.

Она посмотрела на меня:

— Ты хочешь, чтоб я искупалась?

— Да.

— Так я и знала! — она засмеялась. — А давай лучше ты?

— Вода холодная. Он скукожится.

— Он? — она улыбнулась мне.

— Да.

— Ты странный, — сказала она.

Снова молчание. Я смотрел на островки, лишь немного темнее, чем небо над ними. Над горизонтом тянулась полоса света. Ведь вряд ли это уже день занимается?

— Хорошо тут сидеть вместе с тобой, — сказал я. — Я тебя люблю.

Она быстро взглянула на меня.

— А вот в этом я не уверена, — сказала она.

— Как это — не уверена? Я только о тебе и думаю. В Вестланне — о, там, кстати, было потрясающе, хоть и без тебя, — я как будто был пьян тобой. Опьянен.

— Ты вообще пьешь много, — сказала она. — Ты поосторожнее, ладно? Ради меня?

— Я сказал — опьянен тобой.

— Да я поняла! Но давай серьезно — тебе же не обязательно столько пить?

— Я веселый христианин? Пьян Иисусом?

— Не дури. Я правда за тебя переживаю. Можно же?

— Да.

Мы замолчали. На трамплине двое пытались перебороть друг дружку.

В одном из них я узнал Бассе.

Оба свалились в воду, а собравшиеся на берегу заулюлюкали и захлопали в ладоши.

Где-то вдалеке блеснул луч маяка. Из-за открытой дачной двери доносилась музыка.

— Ты же ничего обо мне не знаешь, — сказала она.

— Знаю достаточно.

— Нет, ты видишь свое. И видишь ты не меня.

— А вот и нет, — сказал я, — ошибаешься.

Мы долго смотрели друг на дружку. Затем она улыбнулась.

— Пойдем к остальным? — предложила она.

Я вздохнул и поднялся.

— Если больше делать нечего, то хоть выпьем еще, — сказал я.

Я протянул ей руку и помог подняться.

— Ты обещал! — предупредила она.

— Ничего я не обещал. Знаешь что?

— Что?

— Пока мы будем спускаться, можно взять тебя за руку?

— Да.

Я надел брюки и пиджак, мы с Бассе поставили Simple Minds и принялись танцевать под «(Don’t you) Forget About Me», а Ханна болтала с Аннеттой и поглядывала на нас.

Я подошел к ней и смешал себе водку с соком.

— А когда на тебе один пиджак, ты секси, — сказала Ханна.

— Ты тоже так считаешь? — я повернулся к Аннетте.

— Нет, — отрезала она, — конечно, нет. Вы еще поцелуйтесь.

— Этого, похоже, никогда не случится, — сказал я.

— Может, на небесах? — поддела она.

— Вот только я в Бога не верю, — бросил я.

Ханна рассмеялась и подошла к Бассе, склонившемуся над пластинками.

— Нашел что-нибудь?

— Ну, так, — протянул он, — вот, Стинг тут есть. Но вообще мне на боковую пора. Я же завтра в Англию улетаю. И как бы на паром не опоздать.

— На пароме выспишься, — сказал я, — рано тебе еще ложиться.

Он рассмеялся:

— Это еще почему? Когда я из игры выйду, все поле твое будет. Мне нужна была она

— Ты и так уже выиграл. У меня и шансов не было.

Он взял конверт с пластинкой, слегка наклонил его, и пластинка выскользнула ему в руки. Ухватив большим пальцем за край, а остальными — за этикетку в середине, Бассе поставил ее на проигрыватель.

— Как у тебя с Ханной? — спросил он. Он подвел звукосниматель к крайней дорожке и, ухватившись за тоненькую ручку, медленно опустил иглу.

— Никак, — ответил я.

— А когда вы там, на горе, вдвоем сидели, то смотрелись прямо как голубки.

— Но этим все и ограничилось, — вздохнул я.

Из колонок полилась «If you Love Somebody, Set Them Free», и вскоре все уже танцевали.

Ночевали мы на чердаке, и на следующий день я провалялся почти до обеда — тянул время как мог, не хотел, чтобы все заканчивалось, хотел побыть там еще, не хотел расставаться с радостью, но Сив наконец приготовилась везти на материк последних гостей, я слез вниз, на обратном пути молча сидел на носу лодки, а в автобусе забился на сиденье в самом конце салона, прижался лбом к стеклу и смотрел на холмистый сёрланнский пейзаж за окном, который постепенно становился все более городским; мы остановились на автовокзале, и я пересел на автобус до дома, где теперь жили папа и Унни.