Книга Рандеву с Валтасаром, страница 45 – Чингиз Абдуллаев

— Это очень интересно, мистер Дронго. — вежливо сказал Зоран Анджевски.

Это был македонец среднего роста, с коротко подстриженной бородкой и усами. Представитель Югославии Иван Джепаровски был такого же роста, но носил бородку клинышком, закрученные усы и вообще был похож больше на императора Наполеона III, чем на представителя славянской литературы. Он взволнованно спросил:

— Но в таком случае убийцей может оказаться кто-то из нашей группы?

— Да, — кивнул Дронго. — и мы собираемся это выяснить. Насколько я знаю, именно вы и ваши коллеги вернулись в отель позже всех. Вы не могли бы сказать, почему каждый из вас отдельно подходил к портье, чтобы узнать, где находится автомат для выработки льда. Ведь если вы вернулись втроем и шли вместе, то логично предположить, что достаточно узнать об автомате одному, чем каждому по отдельности.

— Мы вернулись вместе, — согласился Зоран, — но я пошел к нашему аттенданту Мае. Там собрались несколько человек, и мы сидели все вместе.

— И вы никуда не отлучались?

— Отлучался, конечно. Я ведь ходил выяснять, где взять лед.

— А вы, мистер Джепаровски, почему не были вместе с остальными?

— Я работал, — пожал плечами Джепаровски, — кстати, ко мне постучал мой коллега Мехмед Селимович и спросил, когда мы уезжаем.

— Верно, — сказал Селимович, — я не мог уснуть и поэтому пошел доставать лед. Я как раз сидел над своей статьей.

— А потом лед понадобился мистеру Джепаровскому, — напомнил Дронго.

— Не мне, — возразил тот, — мне не нужен был лед. Я искал обычную воду, в мини-баре она у меня закончилась. У меня диабет, и меня часто мучает жажда.

— Получается, что каждый из вас пошел на поиски льда, — продолжал Дронго, — и каждого мы можем подозревать в совершении преступления.

— Если вы будете так проверять каждого, то окажется, что у любого из нас нет алиби, — заметил Темелис. — Каждый из нас мог выйти из номера, зайти к коллеге и в результате оказаться под подозрением.

— Я пытаюсь найти ответы на свои вопросы, — пояснил Дронго, — и в том числе пытаюсь понять, куда убийца мог деть свое оружие.

— И вы нашли ответ на этот вопрос? — спросил Борисов.

— Нет. Но я точно знаю, что убийца уже избавился от своего пистолета.

— Откуда такая уверенность? — настойчиво продолжал Борисов. — Почему вы так уверены, что убийца не оставил оружие у себя?

— Я знаю, — ответил Дронго, не вдаваясь в подробности. — Но я предлагаю сделать по-другому. У каждого из вас есть записная книжка. Прошу всех присутствующих предъявить свои книжки для осмотра.

— Зачем? — не унимался Борисов.

— Нам нужно убедиться, что в записных книжках нет телефонов Густафсона, — сказал Дронго.

— Что за чушь вы несете? — спросил Борисов. — Почему в наших книжках должны быть телефоны шведского журналиста?

— Покажите, чтобы мы убедились в обратном, — настаивал Дронго.

— Дурацкая затея, — пробормотал Борисов. — А если у меня нет записной книжки?

— Тогда вам нечего опасаться, — улыбнулся Дронго.

— Почему вы считаете себя вправе копаться в наших вещах? — спросила Катя. — Вам не кажется, что это не очень этично?

— Кажется, — кивнул Дронго, — но мне нужны не вещи, а только ваши записные книжки.

— У меня ее нет, — пожала плечами Вотанова, — я могу дать вам только свою визитную карточку.

— С удовольствием ее возьму. А у вашего мужа есть записная книжка?

— Есть, — несколько растерянно сказал Бондаренко, — у меня она всегда с собой.

— Я могу ее посмотреть? — спросил Дронго.

Андрей протянул ему записную книжку. И в этот момент раздался голос Пацохи:

— Позвольте мне сказать вам, что мистер Дронго — один из лучших в мире аналитиков, специалист по расследованию самых запутанных дел.

Все обернулись, с интересом глядя на Дронго. Георгий Мдивани что-то удивленно произнес. Геркус воскликнул:

— Вот это номер!

— Пан Пацоха немного преувеличивает. — сказал Дронго, — я лишь иногда даю консультации по некоторым сложным вопросам.

— Я подозревал, что это так, — сказал Андрей Бондаренко, — вы ведь человек-энциклопедия, и было бы глупо считать, что вы только простой журналист.

— Вы наш комиссар Мегрэ, — насмешливо произнесла Виржиния. — Теперь я понимаю, почему вы задавали мне столько вопросов.

— Я про вас напишу, — восторженно предложил Карлос Казарес. — Давно мечтал с вами познакомиться.

— И мы все попадем в детективную историю, — насмешливо заметил Юрий Семухович.

— Катя, ты слышишь? — скептически улыбнулся Андрей. — Мы с тобой попадем на страницы массовой литературы.

— А мы с Марией согласны быть героями любого расследования, в котором принимает участие сам Дронго. — церемонно заметил Альберто Порлан. — Я принесу вам свою записную книжку. Но у меня еще есть дневник, где я делаю путевые заметки.

— Он не понадобится, — кивнул ему Дронго. — Спасибо за поддержку, сеньор Альберто.

— Господа, — сказал Пацоха, — кто еще может принести свои записные книжки?

Со своих мест поднялись сразу несколько человек. К Дронго подошел Георгий Мдивани. Он был в темных очках.

— У меня там записи на грузинском языке, — сказал он. — Если вы сможете их прочесть, я, конечно, принесу.

— Вы мне поможете, — улыбнулся Дронго. — Давайте быстрее, а то очередная смена ждет обеда. Кстати, почему вы носите темные очки в поезде? Или вам так нравится?

— У меня глаза болят, — признался Георгий. — поэтому и пришлось их надеть. Если нужно, я, конечно, принесу свою записную книжку.

Он вышел из вагона. За ним потянулись остальные. Дронго остался за столом. К нему подошел мрачный Павел Борисов.

— Я чувствовал, что вы всех обманываете, — сказал болгарин перед тем как уйти. — Надеюсь, наши записные книжки вам помогут.

Когда из ресторана вышли почти все присутствующие, к Дронго подошел Яцек Пацоха.

— Надеюсь, наша затея удалась, — тихо сказал он.

— Убийца точно знает, что я успел побывать в комнате Густафсона, — напомнил Дронго, и понимает, что я видел записную книжку убитого. Ведь он специально оставил деньги, чтобы меня подставить. А они пропали. Значит, ему нужно будет предъявить свое алиби. И убийца обязательно окажется среди тех, кто покажет свои записные книжки. Даже если у него ничего не будет, он нам что-нибудь покажет. Иначе нельзя — я могу его заподозрить.