Книга Вся королевская рать, страница 125 – Роберт Пенн Уоррен

– Отсюда? – удивился я.

– Отсюда, – подтвердила она, обведя комнату широким жестом, отчего сигарета в ее пальцах разгорелась ярче. – Из этого места, из этого города.

– Погодите немного – разбогатеете, – сказал я.

– Я давно могла бы разбогатеть, – ответила она, – копаясь в этом добре. Если бы захотела.

Это верно, она могла. Но не разбогатела. Насколько я мог судить.

– Да, – она раздавила окурок в пепельнице, – я ухожу. – Она с вызовом смотрела мне в глаза, словно ожидая возражений.

Я ничего не сказал, только помотал головой.

– Думаете, не уйду? – допытывалась она.

– Думаю, что нет.

– Ничего, увидите, черт бы вас взял.

– Нет, – сказал я и снова помотал головой, – не уйдете. У вас талант по этой части, как у рыбы по части плавания. А разве рыба откажется плавать?

Она хотела что-то сказать, но передумала. Минуты две мы молча сидели в темноте.

– Перестаньте на меня глазеть, – потребовала она. – Сказано вам, уходите. Почему вы не идете домой?

– Жду Хозяина, – лаконично объяснил я, – он… – Тут я вспомнил. – А вы не слышали, что случилось?

– Что?

– С Томом Старком.

– Эх, дал бы ему кто-нибудь наконец по мозгам.

– Вот и дали, – сказал я.

– Давно пора.

– Но сегодня вечером они потрудились на совесть. Последнее, что я слышал, – он был без сознания. Хозяина вызвали в раздевалку.

– Что с ним? – спросила она, подавшись вперед. – Что-нибудь серьезное?

– Он был без сознания. Это все, что мне известно. Скорее всего, его отвезут в больницу.

– Они не сказали, что с ним? И Хозяину не сказали? – допрашивала она, наклонившись ко мне.

– Да вам-то чего волноваться? Говорите, что давно пора дать ему по мозгам, а теперь, когда ему дали, у вас такой вид, будто вы в него влюблены.

– Ха, – сказала она. – Шутка.

Я посмотрел на часы.

– Хозяин задерживается. Надо полагать, что повез грозу защитников в больницу.

Она молча глядела на стол и кусала губу. Потом вдруг встала, подошла к вешалке, надела пальто, насадила на голову шляпу и двинулась к двери. Я повернул ей вслед голову. У двери она остановилась и сказала, крутя ручку:

– Я ухожу и хочу запереть. Не пересесть ли вам в свой собственный кабинет?

Я поднялся и вышел в приемную. Сэди, не говоря ни слова, захлопнула дверь, быстрым шагом пересекла приемную и скрылась в коридоре. Я стоял и слушал удаляющийся стук каблуков по мраморному полу.

Когда он затих, я вошел в кабинет, уселся у окна и стал смотреть, как шарят по крышам пальцы речного тумана.

Однако, когда зазвонил телефон, я уже не любовался романтическим туманным пейзажем вечернего города, а сидел над опрятными успокоительными налоговыми выкладками под лампой с зеленым абажуром. Звонила Сэди. Она сказала, что звонит из университетской больницы и что Том Старк все еще без сознания. Хозяин тоже тут, но она его не видела. Насколько она понимает, я ему зачем-то нужен.

Итак, Сэди отправилась туда. Шнырять в антисептическом полумраке.

Я отложил опрятные успокоительные налоговые выкладки и вышел на улицу. Съев у ларька бутерброд с чашкой кофе, я поехал в больницу. Хозяина я нашел в приемной, одного. Вид у него был мрачный. Я спросил, как Том; оказалось, что он в рентгеновском кабинете, но пока ничего не ясно. Им занимается доктор Стентон, а еще один специалист вылетает специальным самолетом из Балтимора для консультации.

Потом он сказал:

– Я хочу, чтобы ты съездил за Люси. Надо ее привезти сюда. Там, на ферме, наверно, еще не было газеты.

Я сказал, что еду, и пошел к двери. Он окликнул меня, я обернулся.

– Джек, ты как-нибудь это… помягче ей скажи. Ну подготовь ее, что ли.

Я сказал, что постараюсь, и ушел. Видно, дела были неважные, если требовалась такая подготовка. И пока я ехал по шоссе навстречу огням машин, устремившихся на субботний вечер в город, я думал, какое это будет веселое занятие – подготавливать Люси. И когда я шел по доисторической цементной дорожке к тускло светящимся окнам белого дома, я думал о том же самом. А потом я стоял в гостиной, в окружении резного ореха, красного плюша, карточек для стереоскопа, мольберта с портретом малярика, и подготавливал Люси – и в занятии этом не было решительно ничего веселого.

Но она держала себя в руках.

– Боже мой, – сказала она негромко, – Боже мой. – И потом, с белым, окаменевшим лицом: – Одну минуту. Я возьму пальто.

Мы сели в машину и поехали в город. Мы не разговаривали. Только раз я услышал «Боже мой!», но обращалась она не ко мне. Я решил, что она молится: когда-то она ходила в захолустный баптистский колледж, где на это не жалели времени, и привычка могла сохраниться.

Затем я проводил ее в приемную, где сидел Хозяин, и опять не увидел ничего веселого. Его большая голова медленно перекатилась на высокой спинке кресла в ситцевом чехле, и глаза уставились на нее с цветастого узора как на чужую. Она не подошла к нему, а остановилась посреди комнаты и спросила:

– Как он?

Глаза у Хозяина загорелись, и он вскочил с кресла.

– Все нормально, слышишь? – сказал он. – Все будет нормально. Поняла?

– Как он? – повторила Люси.

– Слышишь, что я тебе говорю, – все будет нормально, – прорычал он.

– Ты говоришь. А что говорят врачи?

Лицо его потемнело от прихлынувшей крови, и он шумно задышал.

– Ты сама этого хотела. Сама сказала. Сама сказала, что пусть лучше умрет у тебя на глазах. Ты хотела этого. – Он шагнул к ней. – Но он тебя надует. Ничего с ним не будет. Слышишь? Он выздоровеет.

– Дай бог, – тихо сказала она.

– Дай! Дай! – крикнул Хозяин. – Ничего у него нет, уже сейчас. Он крепкий парень, он выдержит.

Она ничего не отвечала, только стояла и смотрела на него; кровь отлила от его лица, и он как будто осел под тяжестью собственного мяса. Немного погодя Люси спросила:

– Я могу его увидеть?

Прежде чем ответить. Хозяин отступил к своему креслу и сел. Потом посмотрел на меня.

– Отведи ее в триста пятую палату, – распорядился он. Голос был монотонный, скучный, как будто он отвечал в зале ожидания на дурацкие вопросы проезжего о расписании поездов.

Я отвел ее в палату 305, где под белой простыней лежало неподвижное тело и из разинутого рта вырывалось тяжелое дыхание. Люси не сразу подошла к кровати. Остановившись в дверях, она смотрела на Тома. Я подумал, что она сейчас свалится, и подставил руку, но Люси твердо держалась на ногах. Потом она подошла к кровати и робко дотронулась до тела. Она опустила ладонь на правую ногу, над щиколоткой, и так замерла, словно надеясь вызвать или сообщить какую-то силу этим прикосновением. Тем временем медсестра, которая стояла по ту сторону кровати, нагнулась и стерла со лба пациента капельки пота. Люси сделала шаг или два к изголовью кровати и, глядя на сестру, протянула руку. Сестра вложила в нее салфетку, и Люси насухо вытерла ему лоб и виски. Затем вернула салфетку сестре. «Спасибо», – шепнула она. На простом, заурядном, добром лице немолодой сестры появилась профессиональная сочувственная улыбка, словно на секунду внесли свет в уютную запущенную комнату.