Книга Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2, страница 133 – Николай Дубровин

3) Кто приведет живого или привезет мертвого одного, а еще и паче многих из его изменнических старшин или и рядовых бунтовщиков, тому также выдано будет денежное награждение.

4) В тех деревнях, где мятежники, забыв Слово Божие, в святом Евангелии изреченное: «Несть власти, яже не от Бога», подговорив крестьян и прочих людей к возмущению против помещиков, приказчиков и старост, содержат сих в оковах, или уже и отвезли в злодейские толпы, – если кто зачинщиков такого возмущения переловит и представит к военным или городским ближним начальникам, тот, хотя бы сам был прежде участником в мятеже, за сию услугу будет не только прощен, но и получит денежное награждение.

5) Убегающим от него, злодея, к помянутым командирам с известиями о его силе и о намерениях дано будет немалое также награждение, смотря по важности услуги.

6) При таком своем побеге подговорившие с собой многих из его толпы сугубо награждены будут.

7) Холопы и крестьяне, которые ослушались господ своих и которые хотя и держат их доныне у себя под караулом злодейским, ежели освободят их и придут к ближним командирам воинским или гражданским с повинной, получат прощение.

8) Кто таковых убийц или держателей у себя под караулом своих помещиков и других всяких своих начальников, освободив прежде сих несчастных из их рук, приведет к тем же командирам, то потому ж награждены и за верных детей отечества признаны будут.

Если же кто и за сим, самым последним моим увещанием, останется при нем, злодее Пугачеве, и ему в чем бы то ни было будет помогать, или же в селах и жилищах своих продолжать станет беспорядки и мятежи против помещиков, – то уже таковой враг Богу, церкви и государству никаким образом от лютейшей по законам смертной казни не избегнет.

Создатель всего мира Господь, видит сердце мое, да будет посредником между мной и внимающими сему последнему увещанию в том, что я, по данной мне от монархини моей полной мочи, власти, силе и уверенности, все объявляемое мной в народное известие непреложно, ненарушимо и свято сохраню и исполню, то есть пощада, помилование и награждение последуют с отстающими от злодея, и я первый буду ходатаем у монаршего престола о возвращении им прежней императорской милости, яко и ко всем ее верным подданным; но напротив того, неизбежная и лютая казнь не минет никоим образом ослушников сего увещания.

От архипастырей и всех духовных властей испрашиваю, чтоб повелели они священникам во всех епархиях своих сие увещание мое читать в церквах по окончании божественной литургии; а всяким воинским и гражданским командирам, какого бы звания и в каких местах ни были, предписываю, по данной мне от ее императорского величества власти, сие мое объявление везде по приличным местам прибить на прочтение и услышание всех и каждого».

Население мало или вовсе не обращало внимания на увещание, и до графа Панина дошли слухи, что народ говорит, будто он, как брат воспитателя наследника цесаревича Павла Петровича, едет встречать Пугачева с хлебом-солью.

«Такой дух бунтовщичей касательности, – доносил он ^[910], – до непорочной души непреткновенной никогда в совершенной верности к вашему императорскому величеству и владеющим мной государям, принудил встрепетать все жилы во мне, на изъявление тотчас в здешнем краю жестоких казней».

Желая показать, с каким хлебом и солью едет он к Пугачеву, главнокомандующий объявил, что по государственным законам он приказал в городах и селах, всех изменников, убийц и предводителей шаек, «изготовя наперед по христианскому закону, казнить смертью отрублением сперва руки и ноги, а потом головы, и тела класть на колоды у проезжих дорог» ^[911].

Всем начальникам отрядов приказано было, придя в селение, принимавшее участие в восстании, требовать выдачи зачинщиков, под угрозой в противном случае повесить каждого третьего из жителей по жеребью. Если бы жители и при этих условиях отказались указать на предводителя, то сотого по жеребью казнить, а всех остальных, принимавших участие в убийстве своих господ, пересечь плетьми под виселицами наижесточайшим образом. В каждом таком селении поставить виселицу, колесо и глаголь для вешания за ребро, объявляя при этом, что если впредь кто в том селении дерзнет бунтовать, или не только признавать, но и произносить самозванца именем покойного императора Петра III, или, наконец, кто не задержит и не представит начальству таких произносителей, «то таковых селений все без изъятия возрастные мужики, холопы барские и всякого звания люди будут присланными от меня командами беспощадно переказнены мучительнейшими смертями, а жены и дети их отосланы в тягчайшие работы» ^[912].

Разграбленное и расхищенное имущество, как казенное, так и частное, должно быть немедленно возвращено с тем, что если у кого оно найдено будет впоследствии, тот будет повешен.

Объявляя населению о таком распоряжении главнокомандующего, начальники отрядов должны были заставлять население целовать крест и Евангелие в залог того, что оно останется в «ненарушимой верности» императрице, и требовать, чтобы поставленные в селении орудия казни, впредь до указа, «отнюдь никем истреблены не были».

«Если бы, паче чаяния, – присовокуплял граф Панин, – чего до сих пор еще не произошло и ожидать почти невозможно, чтоб нашлись заслужившие, по вышеписанному предложению, наказание смертной казни или телесные наказания, дворяне или имеющие офицерские и выше чины, также и духовного рукоположения, таковых по изобличении содержать прикованными к стенам на хлебе и воде и о действительном их наказании представлять через нарочного».

Вслед за тем главнокомандующий писал Суворову:

«Дворянских несчастных девиц и женщин, кои от злодея отбиты, воспособствуйте, ваше превосходительство, сколь возможно облегчительнейшим образом и со снабжением к непретерпению бедности в дороге пристойно возвратить по тем местам, откуда они похищены. Ежели же у которых все их фамилии истреблены, то оных [прислать] в Пензу к моему дальнейшему о них попечению. Употребленные на вспоможения им без довольного излишества деньги уверен я всеконечно, что наша милосердая и великодушная монархиня всемилостивейше принять прикажет на счет экстраординарной здешней суммы, на которой оные и извольте хотя займом где употребить, а меня лишь для возвращения уведомить.

Последнее и самоконечно заботливейшее по моему соображению вашему превосходительству предстоит теперь распоряжения о шести тысячах, а может быть, теперь уже и более или менее полученных в плен злодействующих наших единоплеменников. Все они, конечно, сущие изменники, что не только в жилах [т. е. в домах], но вышли столь уже далеко с ним на самую степь, разграбив по всей своей дороге собственное отечество, с бесчеловечными убийствами, следовательно, все они по государственным законам справедливо и достойны смерти. Но как оное может быть сообразно с человеколюбием и нежностью сердца нашей августейшей государыни? и каким же образом толикое число людей задлить под караулом от столь малого числа теперь состоящего в краю вашем войска? Как прокормить их, не оголодав войско? Как разослать по домам с конвоями при недостатке оных? без конвоев, чтоб, идучи дорогой, не стали они производить по-прежнему шаек, под именем самозванца, или обыкновенных только разбоев и грабительств, под прикрытием недостатка на проходе довольного хлеба, ни одежды от наступившего холода? Как кого из них за такое ужасное злодеяние отпустить без наказания и как же 6000 единовременно поспешно, чтоб войска ваши не задержались от других употреблений наказать и кем?