Книга Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2, страница 71 – Николай Дубровин

В день приезда Долгополов был введен в ставку самозванца, который сидел на ковре, одетый в шелковый халат. Приезжий низко поклонился и стал на колени.

– Кто ты и откуда сюда приехал? – спросил Пугачев.

– Я города Ржева-Володимирова купец, служил при вашем величестве и ставил овес в Рамбове [Ораниенбауме], когда вы были еще великим князем, но денег за пятьсот четвертей до сих пор не получил.

– Знаю, знаю, – сказал самозванец, – помню, что я тебе должен.

– Я теперь в несчастий, – говорил Долгополов, – меня дорогой ограбили.

– Молись Богу, когда я буду счастлив, то все заплачу.

Долгополов вынул из кисы черную шляпу, обшитую золотым позументом, желтые сафьянные сапоги и шитые золотом перчатки.

– Павел Петрович, – говорил Долгополов, передавая подарки, – приказал кланяться вашему величеству.

– Благодарствую, – отвечал обрадованный таким заявлением Пугачев, принимая подарки.

Зная, что «множество людей собралось к ставке, любопытствуя о причине приезда» нового лица, самозванец приказал поднять у ставки полы и, увидя, что ближе всех стояли Овчинников, Перфильев, Творогов и другие старшины, пригласил их к себе и просил сесть.

– Ты зачем ко мне прислан? – продолжал спрашивать Пугачев Долгополова.

– Меня, ваше величество, прислал Павел Петрович посмотреть, подлинно ли вы родитель его, и приказал возвратиться к себе с отповедью.

– Узнал ли ты меня?

– Как не узнать! Вы жаловали меня вот этим зипуном и шапкой ^[523]. Вы, господа казаки, – продолжал Долгополов, обращаясь к присутствующим, – не сомневайтесь, он подлинно государь Петр Федорович, я точно его знаю.

Пугачев приказал подать вина, и первая чарка была выпита за здоровье «великого государя», вторая – за государыню Устинью Петровну, а третья – за цесаревича Павла Петровича.

– Благополучен ли он? – спрашивал Пугачев, допивая последнюю чарку.

– Слава Богу, благополучен, – отвечал Долгополов. – Его высочество молодец и уже обручен ^[524].

– С кем?

– С Натальей Алексеевной. У меня и от нее есть вашему величеству подарок два камня, я после принесу вам; они у меня спрятаны в возу далеко ^[525].

– Вот, детушки, – сказал самозванец, обращаясь к собравшимся, – этот человек прислан от Павла Петровича посмотреть, подлинно ли я отец его, и велено ему, посмотря, возвратиться назад.

Слова самозванца и весть о приезжем разнеслись по всей толпе, и большинство верило тому, что Долгополов был уполномоченный цесаревича ^[526]. «Почему, – показывали Чумаков и Творогов ^[527], – яицкие казаки хотя и прежде звали его [Пугачева] в Москву, а тут еще больше стали склонять, чтоб он в Москву свой путь направил».

– Там, – говорили казаки, – больше знакомых вашему величеству, так скорее помогут на престол взойти.

Пугачев знал, какого рода знакомых он может встретить в Москве, и потому отвечал уклончиво.

– Теперь еще не время, – говорил он, – а когда можно будет, то, конечно, пойдем.

На следующее утро вся толпа двинулась к пригороду Осы, который еще со 2 июня был блокирован башкирцами. Находившийся в Осе с своим незначительным отрядом шихтмейстер Яковлев получил приказание асессора Башмакова разделить свой отряд на две части: одну отправить к Кунгуру, а с другой идти к нему на соединение в Юговский завод. Он пытался несколько раз пробиться сквозь облегавшую город толпу башкирцев, имел весьма горячие дела 14 и 16 июня и, будучи не в состоянии прорвать блокаду, просил помощи у казанского губернатора, говоря, что неприятель с каждым днем усиливается и опасность угрожает всему прикамскому краю.

По первым известиям о появлении башкирцев в начале июня у Осы, генерал фон Брандт собрал с большим трудом из разных мест сто человек с двумя трехфунтовыми пушками и отправил их в Осу под начальством секунд-майора Скрипицына. Последнему было приказано усмирить терсинских татар, рассеять башкирцев, намеревавшихся напасть на Сарапульскую волость, и вообще удержать жителей от восстания на пространстве от Осы до Мензелинска.

Расположенный на берегу реки Камы, пригород Осы находился на главном казанском тракте, и потому захват его мятежниками открывал им свободный путь в Казанскую губернию. Вот почему Брандт собрал последние силы и отправил их в Осу. Взяв с собой 100 человек вооруженных мужиков и 48 нижних чинов, майор Скрипицын выступил из Сарапула, по дороге присоединил к себе капитана Смирнова, шедшего с 40 человеками низших чинов из Казани, 116 человек команды, находившейся в Рождественском заводе, и с этим отрядом 18 июня подошел к Осе. В это время башкирцы атаковали пригород и успели отхватить три пушки со снарядами, но, заметив приближение отряда, отступили. Скрипицын пробился сквозь толпу мятежников, впрочем, без потери, и соединился с гарнизоном. Таким образом, с прибытием Скрипицына и за несколько дней перед тем с Боткинского завода прапорщика Евреинова с небольшой командой, силы, назначенные для защиты Осы, вместе с вооруженными жителями простирались до 1100 человек с 13 орудиями ^[528].

В полдень того же 18 июня Пугачев подошел к Осе и отправил свой указ, требуя безусловной сдачи города. Не получив ответа, самозванец приказал толпе расседлать лошадей и идти на штурм пригорода. Начальники войск ободряли жителей, и майор Скрипицын вышел из города с намерением отбросить неприятеля, по потерпел неудачу и принужден был возвратиться с потерей одного орудия, причем человек до 80 из отрядов Скрипицына и Яковлева ушли в толпу мятежников. Войска заперлись в небольшой деревянной крепостце, защищавшей Осу, и открыли огонь по преследовавшим их мятежникам. Защитники осыпали их картечью, камнями и лили на них растопленную смолу и масло. Пугачев был отбит, но от захваченного в плен башкирца в городе узнали, что в толпе у самозванца находится до 8 тысяч человек. Эта цифра испугала многих и впоследствии сильно подействовала на самого майора Скрипицына.