Онлайн книга «Ледовая армия»
— Для успокоения, — говорил он мне. Я приходил в каюту только ночью, чтобы не беспокоить толстяка, а остальное время бродил по опустевшему со времен исхода Фарри ледоходу. Но даже ночью Энекен часто хныкал. Лав злился, тормошил приятеля, выдергивая того из недобрых снов, а я пытался успокоить своей силой обоих. Ан Шмерц любил своего друга как сына, но сил душевных ему не хватало. Когда Энекен всхлипывал, просыпаясь, Лав садился рядом и напевал тихо-тихо детские песни. Толстяк сжимал его руку и, хныкая, засыпал. Я наблюдал за этим со своей койки и восхищался тем, как Лав сдерживает своих демонов. Полный раздражения, он никак не выражал это словами. Всегда был трепетен. Смог бы я так? Наверное, нет. Они казались семьей, а я и представить себя не мог на их месте. Представить себя сильным, взрослым у кровати кого-то кроткого, безобидного, хоть и способного разорвать тебя на части одним рывком. Монокль не выходил из командной рубки. Пару раз я, прогуливаясь, заглядывал в иллюминаторы и видел, как он стоит у штурвала, а за столом возится изможденный Гушлак. Юноша постоянно что-то чертил, правил, выходил на палубу с диковинными инструментами и крутился там, записывая, замеряя, выглядывая. Многолюднее всего было на верхней палубе, будто те, кто выбирался наверх, силой мысли удерживали «ИзоЛьду» на прямом курсе. Здесь было свежее, чем в душных помещениях ледохода. Здесь было тепло даже ночью, хотя без шапки уши все-таки мерзли. Однако не это выгоняло людей наружу. Не это заставляло пальцы цепляться за фальшборты, а напряженные взгляды — буравить воду вокруг корабля. Все мы искали приметы, знаки, символы. Рябь на воде, особенные брызги волн, что-нибудь! Когда «ИзоЛьда» вдруг завывала и резко меняла курс, мы все ожидали касания смертельной волны Круга. Замирали, зачем-то напрягая мышцы, будто так можно защититься от черной гнили, а затем, когда двигатели переходили на мерный стук, успокаивались вместе с ледоходом, утирали испарину со лбов и вновь возвращались на бесполезную вахту. Слушали плеск волн о борта да гул гребных винтов. Человеку свойственно искать ориентиры. Без них он теряется и легко поддается панике. Не могу припомнить путешествия более тяжелого. Нас не мучили холод, голод и болезни. Никто не вырезал команду, никто не строил планы мести и переворотов, вокруг не бродили чудища и корабли Братства. Самой основной целью каждый день были завтрак, обед и ужин, вахтами никто никого не истязал. Но вот это ощущение беспомощности… Постоянное ожидание смерти высасывало силы пуще всего. Я бы с большей радостью еще раз оказался на заготовке у Пролома, чем пережил такое путешествие. Но ледоход шел, и бесплотные зубы Южного Круга клацали где-то рядом, не находя человеческой плоти. Казалось, путь наш тянулся несколько недель, хотя на самом деле прошло только два дня и две ночи. А на третью ночь путешествия меня разбудил громкий стук. Я подумал, что мне это приснилось, но в следующий момент дверь распахнулась, в тусклом свете из коридора появилась огромная фигура. — Вставай. Капитан зовет, — сказал Жерар. — Чтобы ты подох, гадина! — вскинулся Лав. Энекен захныкал как ребенок, завернулся в одеяло. Ан Шмерц скатился с койки и бросился к другу: — Что случилось-то, драный ты демон? — Не твое дело, — отмахнулся от него помощник капитана. — Бауди, ну? Я торопливо оделся, еще пошатываясь ото сна, и выскочил в коридор. — Пошли! — Жерар затопал по коридору вперед. — Быстрее, ну! Лав выглянул в коридор, сонный, помятый, а затем захлопнул дверь в каюту, где в голос плакал Энекен. — Что такое, Жерар? — спросил я здоровяка. — Не знаю. Монокль сказал, чтобы я тебя привел. Может, вышли? — с надеждой сказал тот. — Вот бы здорово оказалось, как считаешь? Я кивнул, зная, что он это не увидит. Жизнь давно научила меня — хороших новостей не бывает. Что-то случилось. Что-то важное и, конечно, неприятное. Когда мы вошли, капитан стоял у штурвала, вцепившись в него руками. Татуировка на бледном лице почернела, глаза запали. Спал ли он вообще эти дни? — Смотри! — бросил Рубенс, услышав нас. Кинул короткий взгляд, кивнул и показал на компас. Я подошел, посмотрел на светящуюся стрелку. — Смотрю. Что я должен увидеть? Что-то показалось мне необычным, но что? Сон еще не выветрился из головы. — Мальчик, собачий ты сын, посмотри куда она указывает! И тут я понял. Бирюзовая стрелка развернулась и теперь ее конец смотрел на нас, а не куда-то вперед. По телу пробежалась волна мурашек. — Ой… — Что это значит «ой»? Ты вообще хоть что-то знаешь об этом компасе? На миг мне подумалось, что он специально выдергивает меня в такие моменты, чтобы доказать — ничегошеньки этот пацан не знает. И это разозлило. — Откуда? Я тут не был! Мы должны развернуться?! Или попрыгать за борт?! Откуда я могу это знать! Рубенс поджал губы. Нет, точно издевается! — Я ничего об этом не знаю, капитан! Ни-че-го! — Ладно. Ладно, успокойся. Жерар, спускай шлюпку! — Барри… Там ночь… — Вы тут совсем обледенели? Один орет почем зря, второй мямлит. Что за «Барри»? Ты слышал приказ?! — Слушаюсь, — буркнул громила. — Эй, внизу! Якорь в воду! Держи корабль! — Ае! — прогудело из трубы переговорника. — Жерар? — повернулся к помощнику недоуменный Рубенс. Здоровяк, мнущийся у двери, дернулся и вышел. — Я думаю, что мы прошли Южный Круг, мальчик. Я думаю, — капитан вдруг осекся, — что мы там, где хотели быть. Впереди свет от прожекторов плясал по черным волнам. За пределами его все скрывала тьма. Лишь сверху блестели яркие огоньки. Фонарики небесных шаманов. — Что это? — спросил я. Монокль поднял взгляд, изумленно поднял брови. Лязгнул чем-то, крепящим штурвал в одном положении, схватил компас и, ни слова не говоря, вышел. Я поспешил следом. Вместе мы выбрались на верхнюю палубу. От холодного ветра я проснулся окончательно и пожалел, что не надел ничего теплее. Не думал, что выйду наружу. Но в следующий миг я позабыл про холод. Мы оказались под черным небом, усыпанным множеством сверкающих звезд. Они мерцали. Какие-то были больше, какие-то меньше. Огромный искрящийся купол без привычных ночных красно-синих волн. — Что это такое?! — выдохнул я. Монокль развернулся в растерянности. На палубе появилось несколько моряков во главе с Жераром — и те тоже застыли в изумлении. Небо показалось мне огромным черным куполом с тысячами светящихся точек. |