Книга Рожденная в грехе [= Цветок греха ], страница 85 – Нора Робертс

Повернувшись наконец к Мерфи, она продолжала:

– И еще одно в моих размышлениях. Последнее, но самое главное. Я не хочу быть в Нью-Йорке, карабкаться там по служебной лестнице и находиться в одиночестве в то время, как человек, которого я люблю, будет от меня на расстоянии в три тысячи миль. Не хочу этого! – Она протянула к нему руки. – И не надо никаких сопоставлений! Ради бога! Я ничем не жертвую, потому что жертвовать мне нечем. Это я поняла прошлой ночью. Там у меня не осталось ровно ничего из того, чем бы я дорожила, чего желала, любила, о чем жалела. Все оно здесь, с тобой.

Он стоял словно оглушенный и молчал. В ее взгляде появился испуг, когда она опять заговорила:

– Мерфи, ты понял меня? И не бойся, я ни за что на свете, даже если мы начнем ссориться, не стану упрекать тебя в том, что сделала это ради тебя. Потому что я ничего не сделала. Все сделал ты. Только ты.

Наконец он обрел способность говорить.

– Значит, – произнес он неуверенно, – я так понимаю, ты остаешься со мной?

Вместо ответа она метнулась к каменной глыбе, возле которой стояла картина. Нетерпеливо сорвала с нее оберточную бумагу, протянула холст Мерфи.

– Посмотри и скажи, что ты там видишь!

Мужчина и женщина – на белом коне. Их лица ему хорошо знакомы. Вокруг них все залито солнечным светом. На заднем фоне – каменный круг; две глыбы – одна упала на другую – образуют подобие креста. Медная пряжка блестит у женщины на развевающейся накидке.

Но внимание Мерфи больше всего привлекло то, что всадник, сдерживая одной рукой коня, другой крепко прижимает к себе женщину. И она не противится этому – всем телом льнет к нему.

– Они вместе, – пробормотал он. – Наконец-то. Он не уехал от нее. И она тоже.

– Я не собиралась рисовать их так, – объясняла Шаннон. – Ведь по легенде ему предстоит уехать. И он уехал, хотя она молила его остаться. Плакала и молила, забыв обо всякой гордости. Но он был воином, и его жизнь была битвой. Она же носила уже его ребенка.

– Ребенка?

Он с удивлением взглянул на Шаннон.

– Да. Может, в легенде не так, но я додумала по-своему. Она не сказала ему ничего про ребенка, потому что хотела, чтобы он остался с ней ради нее самой. Они поссорились здесь, в этом каменном кругу, и он вернул ей пряжку. В гневе отдал ей пряжку, а вовсе не на память, как рассказывает легенда. И ускакал.

Шаннон вынула руки из кармана куртки, и Мерфи увидел медную пряжку на ее ладони. Солнце уже поднялось над каменными стенами, пряжка сверкнула в его лучах, как золотая.

– А потом, – сказала Шаннон, вкладывая пряжку ему в руку, – потом он вернулся на белом коне и сказал, что остается с ней и больше никуда не уедет. И она тоже оставалась с ним. И они жили долго и счастливо и умерли в один день.

И – после некоторого молчания:

– Я хочу быть здесь с тобой, Мерфи. Это мой собственный выбор. Клянусь, я люблю тебя и потому сделала его.

Он крепко стиснул ее руку, поднес к губам.

– Ты позволишь мне продолжить мои ухаживания, Шаннон?

– Ни в коем случае! – возмутилась она со смехом. – Но я позволю тебе стать моим мужем.

– Договорились. – Он прижал ее к себе, зарылся лицом в ее волосы. – Ты одна, только ты одна существуешь для меня в целом мире.

– Я знаю… верю.

Она закрыла глаза. Ее голова покоилась на его груди, прямо над сердцем. Оно билось сильно и уверенно. Таким был и он сам.

Любовь замыкает все круги, пришла ей в голову мысль. Даже каменные.

– Пойдем домой, Мерфи, – позвала Шаннон. – Я приготовлю тебе завтрак.