Книга Нарушенная заповедь, страница 77 – Ирина Грин

– Дело у меня к тебе, Федор, – сказал Рыбак, входя в комнатушку сисадмина.

– Не до вас сейчас, Иван Станиславович, – взвыл Лебедев, – тут такое творится! Давайте вечером, часиков в восемь, приезжайте ко мне домой, там и поговорим. Только не забудьте про таксу.

– Какую еще таксу? Ты что, собаку завел?

– Нет, дыбру, – Лебедев мученически закатил глаза. – Знаете, что такое дыбра? Это животное в дебрях тундры, вроде бобра и выдры, враг кобры и пудры, бодро тибрит ядра кедра в ведрах и дробит добро в недрах. А вообще-то такса – это типа размер оплаты, – снизошел он до объяснений.

– И что у тебя за такса?

– Ну, как всегда – пицца, кофе.

– Пицца, кофе, – передразнил Рыбак. – Пора, Федя, отвыкать от заморских деликатесов. В тюрьме пиццу не подают.

– Это в какой еще такой тюрьме? Что вы такое говорите, Иван Станиславович! – сбавил тон Лебедев.

– В самой что ни на есть обыкновенной. Двадцать пять миллионов – твоих рук дело?

– Скажете тоже! У меня железное алиби: в тот момент, когда денежки тю-тю, – он сделал выразительный жест рукой, – я находился в кабинете заместителя начальника управления МВД города Рослани майора Свешникова. Кстати, вы тоже там присутствовали.

– И откуда же ты знаешь, в какой момент денежки со счета тю-тю? – Рыбак повторил жест Лебедева.

– Я смотрел логи, – глубокомысленно проговорил Федор.

– Подозреваю, Симбирскому будет глубоко безразлично твое алиби.

– А вы у него спросите! – глаза у Лебедева загорелись от такой перспективы. – И он вам скажет…

– И что же он мне скажет? – в тон Федору спросил Рыбак.

– А то и скажет, что двадцать пять миллионов полностью – от начала до конца – его идея! – уверенно ответил Лебедев. – Вы, Иван Станиславович, прямо как декабрист какой-то. Страшно далеки от народа. У нас тут такой ветер перемен промчался после этих денег! Да еще интервью! Симбирский прославился на весь мир! Всем захотелось ремонтироваться и строиться. Особенно менеджеры из интернет-магазина на ушах стояли. Обычно у них сонное царство – наш народ пока не пощупает, да не полижет, да на нос не нанижет, ни за что деньги не отдаст. А тут все, как один, рванули! Хоть что: хоть гвоздей жидких пузырек, хоть песочка мешочек пятидесятикилограммовый. Бабок нагребли немерено. Бабки – это деньги, если что, – Лебедев ухмыльнулся. – Двадцать пять миллионов просто нервно курят в сторонке. Шеф всем премию дал. И мне. Правда, тут же оштрафовал за прогул – это значит, когда я с вами ездил Кристину Сергеевну спасать. Так что то на то и вышло.

– Между прочим, Симбирский в хищении денег подозревал именно Кристину Сергеевну. И грозился применить к ней физическое воздействие.

– Тю-ю-ю, скажете тоже, Иван Станиславович! Кристина Сергеевна, конечно, женщина очень умная, но не до такой степени. Не до такой… – Лебедев замолчал, внимательно рассматривая свои пальцы, и уже человеческим, без какого-либо намека на ерничанье голосом спросил: – Так какое у вас дело, Иван Станиславович? Выкладывайте. Только побыстрее. Бум еще не совсем закончился, я в интернет-магазине на подхвате. Даже пообедать толком некогда.

И Рыбак выложил. Фотографию Стаса и Риты, позаимствованную у Молчанова, и флешку с фотографией неизвестного, толкнувшего Асю под «КамАЗ».

– Есть у меня подозрение, что это один и тот же человек, – сказал он. – Можешь как-то проверить?

– Была у меня где-то программка. Момент. Да вы присаживайтесь, Иван Станиславович, присаживайтесь.

Федор засунул фотографию в сканер, поколдовал с помощью клавиатуры.

– Готово. Ну вот, смотрите. 79 % за то, что вы правы. Или, как вариант, на фотографиях однояйцевые близнецы, – Лебедев довольно заржал. – И что вы теперь с ним сделаете? Я-то заметил, что вы на эту Асю запали.

– Да с ним уже кто-то сделал…

– Что сделал?

– Все.

– Убил, что ли? – Глаза Лебедева расширились. – Слушайте. Я все понял, – убежденно заговорил он. – Это ваша Ася и убила. И правильно сделала. Я бы тоже убил. Наверное…

«Вот и Новоселов так считает, – подумал Рыбак, вставая. – С него станется повесить организацию убийства на Асю. Уж очень удобный из нее подозреваемый: слегка надави – и признается во всех нераскрытых городских преступлениях».

– А сын Симбирского? Он-то каким боком к этим двадцати пяти миллионам относится? – спросил Рыбак, остановившись у двери лебедевского кабинета.

– Каким? – Лебедев ухмыльнулся. – Да никаким! У него была своя свадьба, у меня – своя?

– Какая такая свадьба?

– Это образно выражаясь, капитан вы наш Очевидность. Пацан пропал, так? Бабок никто не требует, так? День не требует. Два не требует. Ну, тут я и подсуетился.

– А если бы настоящий похититель объявился?

– Значит, я бы пролетел.

– Ты? Почему ты? – мгновенно среагировал Рыбак. – Ведь деньги предназначались фонду.

– Ну… – видно было, что Лебедеву совсем не хочется раскрывать все карты.

– Давай без «ну».

– Ну, типа не без того… Мне тоже перепало немного.

– Откат, значит?

– Я предпочитаю называть это грантом, – и Лебедев снова ухмыльнулся.

* * *

Новоселов позвонил через три дня, в тот момент, когда Рыбак направлялся в фирму, у которой арендовал офис своего ЧОПа. Как-то совсем вылетела из головы дата внесения очередного платежа за аренду. Наверное, мысленно он уже поставил на своем предприятии точку. Не вышло из него предпринимателя. Не дано.

– Ну, чоповец, ты даешь! – похоже, Новоселов не разделял его мнения о профнепригодности.

– Привет, Сергей! – отозвался Рыбак. – Что там у тебя случилось?

– Ты зачем подослал ко мне своего Молчанова?

– Подослал? Я? Зачем? – Иван притормозил у обочины.

– Не валяй ваньку! Признаваться в убийстве Орловых.

– Признаваться? Он дал показания?

– Дать-то он дал. Да вот только эти показания можно повесить на гвоздик в сортире. Не делал он этого. Оговаривает себя ради девицы твоей, – Новоселов помолчал, ожидая ответной реплики Рыбака, и, не дождавшись, добавил: – Только я все равно докажу, что это ее рук дело. Не сомневайся.

– Я и не сомневаюсь. – Рыбак разъединился и тут же перезвонил Молчанову.

Тот отозвался сразу, как будто сидел и ждал звонка.

– Надо встретиться, – пошел в атаку Иван. – Жду вас в своем офисе на Комсомольской. Полчаса хватит, чтобы добраться?

Но у Молчанова были свои соображения.

– Будет лучше, если вы ко мне приедете, – с упором на слово «лучше» ответил он. Прозвучало это настолько многообещающе, что Рыбак не стал настаивать на своем. Бог с ней, с арендой, завтра заплатит.