Книга Заслужить смерть, страница 34 – Ольга Булгакова

Я открыла глаза. В сумрачной комнате тускло горел ночник, в доме царила тишина. Натянув на плечи одеяло, я обняла, прижала к груди подушку. На сердце было неспокойно. Сомневаться в Триене не хотелось совершенно, но и оставить слова тети без внимания я не могла. Мертвые не являются просто так. Мертвые — проводники Его воли. С их помощью Он говорит с теми, кто искренне верит и нуждается в напутствии. Тетя призывала к бдительности, подчеркнула, что нужно трезво оценивать Триена. Трезвость суждений и осторожность — этим я всегда отличалась. Так что должна справиться и сейчас.

Проснулась рано. В доме по — прежнему было тихо, со стороны двора не доносилось и звука. Я встала, быстро оделась и выскользнула на улицу. Хотелось помочь, сделать что-нибудь по хозяйству, чтобы мое присутствие не только означало бесконечные хлопоты, но и радовало хоть чем-то.

Вода, набранная вчера в бочки для полива, отстоялась, согрелась. Я бесшумно опускала в нее лейку и сновала между грядками. Закончив с этим, повыдирала сорняки, подвязала кое-где стебли. Чувствовала себя при этом сказочным помощником, который делает работу по дому так, чтобы не видели хозяева. Сравнение меня веселило, и нравилось представлять, как обрадуется моему порыву Триен.

Ему нужно отдохнуть, а из-за вчерашнего ритуала он, судя по запаху зелья, восстанавливал резерв лекарством. Это вредно, очень вредно. Ведь этот запах я уже слышала от него раньше. Так и отравиться можно, а я из-за заблокированной магии не в силах полечить.

К несушкам соваться не решилась — они могли раскричаться и разбудить Триена, а мне этого не хотелось. Но ничто не мешало приготовить завтрак и на собранных вчера яйцах. Мысленно подмигнув себе, прокралась обратно в дом, и к той минуте, когда Триен вышел из спальни, я дожаривала пышные оладьи, на столе ждали тарелки, пиалы со сметаной и медом, а чайник вот-вот должен был закипеть.

— Я тебя не разбудила? — вопрос, заменивший приветствие, вызвал у Триена улыбку. Теплую, чудесно мягкую и удивительно родную.

Как же мне не хватает гуцинь и возможности, открывшись музыке, понять, что же так пленяет меня в этом человеке!

— Нет, не разбудила, — он покачал головой. — Алима, спасибо. Это очень мило с твоей стороны.

— Но? — подцепляя деревянной лопаткой оладушку, я озвучила непроизнесенное, хотя ощутимое по интонации «но».

— Тебе не стоило готовить, — вздохнул он. — У тебя рука… И ты ещё не оправилась после жара и…

— Мне в радость, — перебила я и подчеркнула, встретившись с ним взглядом: — если это приятно тебе.

Он потупился, кивнул.

— Забота не может быть только в одну сторону, Триен. Я… Οй, прости, — торопливо посвятив себя сковородке, протарахтела я. — Я потом соберусь с мыслями и все красиво скажу. Но не сейчас. Иначе все сгорит.

Он подошел ко мне, когда на сковородке осталась только одна оладушка. Триен положил ладонь мне на плечо, коснулся лбом головы и на несколько ударов колотящегося сердца замер в этой неизъяснимо нежной, ласковой позе.

— Прости, я не должен был… — пробормотал он, отворачиваясь. — Прости. Я очень тронут. Спасибо тебе.

Триен поспешно вышел. Глядя ему вслед, думала о том, что я глупая дурочка. Нужно было обнять его. Мне ведь этого хотелось, он бы не возражал, момент располагал, но я струсила, не решилась. Глупая!

Вспомнился вчерашний поцелуй, мягкость его губ, тепло руки на моей спине. Триену нравилась я, нравился мой облик. Любой мой облик. И рядом с Триеном было так поразительно светло. Но почему меня предупреждала тетя? Это же не могут быть чары, не могут! Или могут?

Я совсем запуталась, от мыслей о Триене и не случившемся объятии пылали щеки. Εще и последняя оладушка подгорела!

Перевернув ее на отдельную тарелку черной стороной вверх, взяла нож, чтобы снять гарь, и замерла, хлопая глазами. Это была «сорока», последняя оладушка из остатков. Неровная, кривоватая, из-за постоянного докладывания теста на ней появился подчеркнутый гарью узор — знак силы чутья.

Закрыв глаза, я глубоко вздохнула и, успокоив мысли, прислушалась к чутью.

Я знала, что Триен не влиял на меня чарами, а сомнения нашептаны неуверенностью. Знала, что в самом деле нравлюсь ему, и все его добрые слова шли от сердца. Я знала, что могу ему доверять, чутье не могло здесь ошибаться. Знала, что мне очень повезло встретить Триена. Знала.

А раз так, нужно довериться чутью. Оно не обманет, не подведет.

Триен вернулся скоро, улыбался, будто ничего не случилось, на лбу и волосах блестела вода.

— Очень красиво и пахнет вкусно, — он сел на свое место. — Я вчера так и не приготовил ужин. Только хлеб испек и тут же съел кусок с сыром. Ты угадала с завтраком, спасибо.

— Ты хоть немного отдохнул?

Смутилась, ведь простая тревога о самочувствии могла быть истолкована превратно. Он мог решить, я подгоняю его, чтобы попробовал снять ошейник.

— Я старалась не шуметь, — поспешно добавила я. — Прости, если разбудила.

— Я почти выспался, — его улыбка вмиг превратила мои тревоги в ничто. — Нужно будет и сегодня лечь пораньше.

Он отрезал от намазанной сметаной и медом оладушки кусок, а вердикт, вынесенный через пару мгновений, меня порадовал.

— Божественно вкусно!

Мы ели молча, а когда первый голод заглушили, Триен рассказал о вчерашнем ритуале.

— Я не понимаю, почему он считает виноватой во всем меня! — выпалила я, четко осознав, что Фейольд не отступится, пока не убьет меня.

— Потому что на самом деле именно он виноват, — прозвучало жестко, окончательно. — Он не справился. Не смог поправить ошейник и скрывал это от Старума. Не смог вынудить тебя делать то, что было нужно шайке, и значительно преувеличивал свое влияние на тебя. Потом он упустил тебя и самовольно бросился в погоню. Хотя должен был вернуться к главарю, но честный разговор со Старумом уязвлял самолюбие мага, совсем не такого всемогущего, каким он хотел казаться. Гордыня Фейольда — причина гибели его сестры. Он потакал гордыне и пренебрег долгом. В итоге не защитил сестру.

— Но он не может не понимать этого… — пролепетала я.

— Он понимает, — заверил Триен. — Понимает. Но как ему жить, если честно признать свою вину? Тогда получится, что сестра и все друзья погибли из-за него. Проще думать, что виноват кто-то другой.

— Но этот «кто-то другой» — я, — в глазах щипало, руки дрожали, и я спрятала их под стол.

Триен встал, пересел ко мне и, взяв за руку, посмотрел в глаза.

— Ему просто нужно было назначить виноватого. Любого, кроме себя самого. Это понимают все. И стража в Наскосе тоже. Они будут держать его в тюрьме, потом будет суд.

— Не верю я в местный суд, — всхлипнула я. — Я хочу домой. Там он до меня не доберется!

Триен кивнул: