Книга Чужая игра для сиротки. Том первый, страница 70 – Айя Субботина

Злость заставляет меня подобрать сопли и в несколько шагов оказаться у двери.

Распахнуть ее вне себя от ярости, и впериться взглядом в одного из охранников.

Это не Орви.

Смотрю на другого — и это тоже не он.

Более того — уверена, я вижу эту парочку впервые. Раньше за мной ходили Орви и его напарник — высокий рыжий детина с выщерблиной в передних зубах, от которого всегда странно пахло какой-то лекарской мазью. Кажется, от насморка.

— У меня сменилась охрана? — стараюсь задать вопрос максимально беспристрастно.

— Распоряжение милорда Куратора! — вытягиваясь в струну, чеканит правый, долговязый и, несмотря на молодой возраст, уже заметно лысеющий гвардеец. — Караул меняется дважды в день!

Я поджимаю губы.

— И… когда будет следующая смена караула?

— В три часа по полудни, Ваша Светлость.

Бросаю взгляд на огромные механические часы, которые висят в проеме над этажами — еще пятнадцать минут до срока.

Но что с того?

— Кто-то входил в мою комнату, пока меня не было? — продолжаю задавать вопросы, сохраняя максимально беспристрастный вид. — Кто угодно.

У долговязого вытягивается лицо, и это недоумение, граничащее с возмущением, невозможно подделать. Я уверена в этом. Гвардейцы Его Величества — верные солдаты Артании, они храбрые и смелые, но вряд ли в список их талантов можно занести выдающиеся театральные способности. Хотя бы потому, что в отличие от Элитной гвардии, все эти, в черных мундирах, выходцы из бедных семей — сыновья кузнецов, пахарей и плотников. Я — такая же, безродная. И до того, как судьба сунула меня в свой замысел, способность врать отсыхала во мне всякий раз, когда ко мне обращался хоть кто-то, благороднее лавочника.

— Может, хотя бы моя горничная? — предпринимаю еще одну попытку, уже почти ни на что не надеясь.

Хотя, Эсми мне кажется девушкой приличной и такой же пугливой. Не в пример ее предшественнице, которой, хвала Плачущему, после того случая и след простыл.

— Никто не входил, Ваша Светлость! — немного оторопело бормочет долговязый. — Приказ милорда Куратора — посторонним в комнатах девушек находиться строжайше запрещено под страхом тюремного заточения.

— Что-то случилось, Ваша Светлость? — подавляя заикание, спрашивает второй.

Рассеянно качаю головой.

— Просто… спросила. Мне… всего лишь показалось.

Я снова захожу в комнату и крепко закрываю за собой дверь.

На этот раз — на ключ.

Кто бы не сделал все это — его цель абсолютно прозрачна.

Лишить меня уверенности, выбить почву из-под ног и заставить опустить руки.

Не будет ему — или ей! — такой радости!

Методично, запрещая себе реветь и отчаиваться, заталкиваю клочья обратно в шкаф.

Обувь — тоже безнадежно испорченную — пинками зашвыриваю обратно под кровать.

Навожу порядок, расставляя мебель и перевернутые вазы.

Заглядываю в шкатулку с драгоценностями на туалетном столике — все на месте.

Я хорошо знаю, что именно герцогиня дала мне с собой, буквально на перечет, потому что она не единожды просила не потерять эти драгоценности великой стоимости и еще более великой фамильной значимости. Все на месте, даже крохотные серьги с капельками редких голубых топазов.

Совершенно точно, никто не хотел меня ограбить и даже не попытался скрыть свою выходку этакой нелепостью. Но драгоценности на всякий случай все равно прячу в нижний ящик туалетного стола, который запирается на маленький серебряный ключ. Его вынимаю и быстро сую в крохотную щель между шкафом и стеной.

Должно быть, я трачу на это уйму времени, потому что когда заканчиваю и придирчиво осматриваю комнату, в дверь слышится вкрадчивый стук.

Раз и еще раз.

И быстро прилипаю к ней со своей стороны, вдруг вспомнив о той утренней записке.

Но что если это снова какой-то обман?

— Кто там? — говорю подчеркнуто холодно и удивленно.

— Это… Орви, — слышу его то ли смущенный, то ли напуганный голос.

Плачущий, я не должна его впускать.

Но мне так необходимо просто хотя бы с кем-то поговорить, что стоит рискнуть.

Должен же в этом проклятом замке быть хоть один человек, которому есть дело до того, что творится у меня на душе!

Потихоньку отпираю дверь, и Орви ловко просачивается внутрь моей комнаты, тут зе снова запирая ее за собой.

— А твой напарник? — говорю испуганным шепотом.

— У него простуда, — улыбается Орви. — Я попросил матушка сделать ему ее фирменную настойку с обморовой травой. Он проспит часа два.

Я сажусь на кровать и привычно поджимаю под себя ноги.

Орви присаживается рядом, на колени, но при этом соблюдает между нами дистанцию благопристойности.

Милый славный Орви!

Дарю ему ласковую улыбку и его щеки тут же покрываются румянцем.

Мои, в ответ, тоже.

— Просто, что я… вот так… очень… непредусмотрительно. — Он заикается. — Но нам нужно поговорить. Я подумал, ты должна знать. Кто-то определенно желает тебе зла, Тиль. Все эти совпадения — они не случайны!

Я прижимаю палец к губам, призывая его контролировать гнев и говорить тише.

Мы снова молчим.

— Когда я увидел, как ты чуть не попала под тот рухнувший потолок… — Орви нервно проводит руками по волосам, зачем-то немного дергая их и оттягивая вихрастую челку. — Я подумал, что не переживу этого. Не надо было тебе соглашаться. О герцогине столько гадостей говорят…

Он заметно кривится.

Что именно говорят «нам с герцогиней» в спину — догадаться не трудно.

Точно не желают долгих лет здравия.

Я набираюсь смелости, и рассказываю ему о своих порванных платьях и о том, что кто-то нашел способ незаметно пробираться в мою комнату. Орви тут же предполагает, что существует потайной ход и мы битый час тратим на то, чтобы хотя бы попытаться его найти.

— Бесполезно, — обреченно опираюсь на шкаф, который оказывается привинчен ножками к полу. — Вероятно, ко мне вошли при помощи Аспекта.

Орви согласно кивает.

— И что ты будешь теперь делать? — осторожно спрашивает он.

— Ну, мне все равно пришлют платье из замка, так что постараюсь…

— Пришлют? — Озадаченное лицо Орви и тон его вопроса заставляют напрячься. — Разве тебе еще не прислали платье к завтрашнему балу? Остальные девушки получили их еще до вечера. Я слышал, парни шептались, что их заставили носить коробки, а к Веронике Мор так вообще целых двенадцать.