Книга Рокси, страница 62 – Нил Шустерман, Джаррод Шустерман

— Чего тебе от меня надо, Хиро?

Он несколько огорошен недостатком пиетета с моей стороны. Хиро требует полного послушания, но что он сделает, если я откажусь подчиняться? Да ничего. Он не мой работодатель, уволить не может. Наша иерархия контролируется силами, которые нам не подвластны. Решения принимаются в лабораториях и тайных каморках, где располагаются наши родильные отделения. Странно думать, что люди, которыми мы помыкаем, — это те же самые существа, что наделяют нас властью. Замкнутый круг иронии, задумываться над которым большинству из нас некомфортно.

— Сядь, Рокси.

— У тебя слишком неудобные стулья. Я лучше постою.

— Как пожелаешь.

Он вперяется мне в глаза, пытаясь запугать молчанием. Зря тратит время.

Наконец, он говорит:

— Ты уделяешь слишком много внимания одной мишени. Его имя… — Он открывает гроссбух, чтобы свериться. — Айзек Рейми.

Я не реагирую.

— Ты отлично знаешь, как, впрочем, и я, что сужать круг внимания контрпродуктивно. Сеть следует разбрасывать как можно шире.

— Не согласна. Я использую этого человека, чтобы отточить свои методы.

— Зачем? Твои методы прекрасно работали и до него.

— Времена меняются, — возражаю я. — И если мы не будем меняться вместе с ними, мы потеряем популярность. Станем вчерашней новостью.

Хиро отметает мои аргументы:

— Да-да, сноской в более значительном повествовании, я это уже слышал. В этом аргументе есть доля истины, но ты лукавишь, пользуясь им. Не вижу искренности.

— С этим ничего не поделаешь, — парирую я. — Разве я когда-нибудь отличалась искренностью?

Он игнорирует мою логику.

— Рокси, ты можешь лгать и притворяться перед своими мишенями, но не оскорбляй меня, обращаясь со мной, как с одной из них.

Я сдаюсь. Опускаю плечи. И рассказываю Хиро правду, хотя ненавижу каждое ее слово:

— Можешь не беспокоиться. Айзек Рейми больше не наша забота.

Хиро выказывает легкое удивление, которое перерастает в такую же легкую ухмылку.

— Он выбросил тебя за дверь?

— Он сам выбросил себя за дверь.

— Ну ты хотя бы подставила ему подножку на прощанье?

Я не отвечаю. Жду, когда он меня отпустит.

— Если он не ушел слишком далеко, пожалуй, пошлю за ним Вика, — говорит Хиро. — Или Финеаса.

При мысли о Финеасе, его костлявых, безжизненных пальцах, касающихся Айзека, меня тошнит, но я этого не показываю, потому что знаю: Хиро сказал это только для того, чтобы увидеть мою реакцию.

— Делай что хочешь, — отчеканиваю я. — У меня есть дела поинтереснее этого парня. Обещаю завтра привести к тебе что-нибудь повыше качеством.

Хиро приподнимает брови:

— Что такое завтра, как не возможности, упущенные сегодня?

Он взмахивает рукой, отпуская меня, и я ухожу, стараясь не показать, до чего мне хочется убраться отсюда как можно скорее.

АЙЗЕК

Время при ломке течет по-другому. Айзек знал, что так будет, но истинные масштабы не мог и вообразить. Часы тянутся не как дни — они ощущаются как совершенно иная мера времени. Оно течет в разных направлениях, будто листок, плывущий вниз по реке и увлекаемый течениями и водоворотами. Бывают моменты, когда юноша вырывается из своего сумеречного сна, и тогда ему мерещится — вернее, он уверен, — что время сделало петлю. Он осознает, что к нему заходила мама, но не тогда, когда это случается, а позже. Она забрала ведро и вернула чистое. Поменяла полотенце. Он помнит давление в ухе. Сколько раз мама померила ему температуру? Она не позвонила в национальную гвардию и не сунула его в ванну с холодной водой, значит, температура не подскочила до запредельных высот, просто держится на одном уровне. Не сболтнул ли он лишнего в бреду? Чего-то такого, что встревожило бы ее еще больше?

Айзек слышит, как отец говорит матери:

— Ты слишком остро реагируешь! — Должно быть, они спорили, решая, что предпринять.

В окно проникает дневной свет. Сейчас утро? А тот разговор — он когда был? Накануне вечером? Десять минут назад? Или ему еще предстоит произойти через десять минут? Ох уж эти ленивые, бездушные завихрения времени! И сквозь все это — вопящая, жгучая ЖАЖДА. Эта пустота в животе, в голове, в сердце… Она растет и убывает, но убывает недостаточно, а когда растет, то с каждым разом поднимается все выше и дальше.

— Айзек!

Он открывает глаза и видит… Вот уж кого он никак не ожидал увидеть в своей комнате. Его лучший друг Рики.

— Привет, бро, — говорит тот с натянутой улыбкой, — я слышал, ты приболел.

Судя по углу, под которым сквозь жалюзи на окне проходит свет, сейчас ранее утро. Родители еще не ушли. Должно быть, это они открыли Рики дверь.

— Да вот… — выдавливает Айзек. Голос у него сиплый, но удивительно, что он у него вообще есть. — Не подходи, старик. Не дай бог заразишься.

Но Рики в его предупреждениях не нуждается. Он закрывает дверь и подходит ближе к больному другу. Выдвигает из-за стола Айзека стул и садится.

Рики всегда хвалился своей превосходной иммунной системой. Айзек с друзьями находили это бесконечно забавным, потому что, когда они были детьми, Рики, кажется, переболел всеми видами простуд и гриппов. «Так и укрепляется иммунная система, — уверял Рики. — Болеешь в детстве всем подряд, и тогда в тебе просыпаются сверхсилы».

Но здесь, в этой комнате, заразой и не пахнет. Тут другое.

— Ты в последнее время был сам не свой.

Рики не мигая смотрит в глаза другу. Айзек пытается придумать оправдания, но разум его слишком замутнен, чтобы выдать правдоподобную ложь.

Рики знает. Ему никто не говорил, он просто знает.

— Родичи со стороны моего отца… они того… словом, с ними не все в порядке. Ну да ты ведь в курсе, верно? — говорит Рики, тщательно подбирая слова. — Мама всегда заставляла нас держаться от них подальше. Потому что, когда я был мелким, то видел кое-что, чего лучше не видеть. Поэтому я точно знаю, что с тобой сейчас происходит.

Страх молнией пронзает Айзека, включая режим «драться или бежать», но у него нет сил ни на то, ни на другое. И внезапно он чувствует себя маленьким-маленьким. Ему так стыдно, что он не может посмотреть Рики в глаза, боясь найти в них осуждение и разочарование.

Но друг не осуждает его. Наоборот, Рики доброжелателен, смотрит с состраданием.

— Вот, — говорит он, протягивая Айзеку черный пластиковый пакетик.

Айзек заглядывает внутрь и обнаруживает… конфеты. Шоколадки, леденцы — чего тут только нет!

Рики запускает руку в пакетик и вынимает оттуда «сникерс». Дрожащие пальцы Айзека не могут справиться с оберткой, и Рики помогает другу, все время стараясь скрыть, насколько он встревожен, но ему это плохо удается.