Книга Не мой вариант, страница 13 – Ильза Мэдден-Миллз

Дым обволакивает ее, я наслаждаюсь ароматом.

– Я заждалась очередной главы про Варека и Кейт. Ей удастся сбежать с корабля?

Я уже пять месяцев пишу научно-фантастический роман с любовной интригой. Замысла написать роман не было – он стал сочиняться сам по себе. С тех пор как в начальной школе я узнала про Эйнштейна, в центре моего мира находится наука, писательство же – способ развеять разочарование.

– Он наконец убедился, что она здорова, и выдал ей одежду, но она сидит взаперти в антигравитационной камере и не может выйти за порог. Сначала ей надо отключить пульт управления, а она не знает, как это сделать. Я тоже.

– Отключение энергии на всем корабле? – предлагает она. – Ее ручная змея приползает в камеру с набором необходимых инструментов?

– Бинго! Змея, конечно, умеет носить инструменты.

– Это инопланетная змея. Пускай у нее будут пальцы.

Я достаю смартфон и записываю.

– Или так, например: у тюремщика тревожный сон по причине непростого прошлого, в приступе сомнамбулизма он сам отпирает дверь…

– Ну, да, ведь его неосознанное желание – переспать с ней! Оснасти своего фиолетового инопланетянина членом, и побольше, размер имеет значение. Плевать, что потом напишет «Cosmopolitan»!

Я ухмыляюсь.

– Она выскакивает за дверь и пытается удрать, он ловит ее, они вместе падают на пол. В нем семь футов сплошных мускулов, она миниатюрная, он в жизни не видел существа женского пола ее окраски… – Я перехожу на бормотание, голова пухнет от идей. Когда я поднимаю глаза, выясняется, что она следит за мной со снисходительной улыбкой.

– Когда ты о них говоришь, у тебя горят глаза. В тебе сидит художник.

Если бы… Я со вздохом убираю в сумку телефон.

– Одноклассники засмеяли бы меня за эту писанину.

– А ты наплюй на чужое мнение. Послушай меня, возраст учит перспективе. Хочешь быть счастливой – делай то, что запускает твое сердце в полет. Каждый твой вдох должен быть наполнен смыслом. Чего ты хочешь на самом деле, Жизель?

Я не знаю. Уже не знаю.

Ее слова не проходят незамеченными, я не могу о них не думать. Теперь, когда ЦЕРН отпал, мои карьерные цели окутались туманом. Чем мне заняться? Завершить образование. Преподавать. Заниматься наукой. Не без этого, а что еще? Как насчет любви, как насчет грез о семье? Если разобраться, физика – это единственное, что у меня осталось, единственное, чему я доверяю. Предстоящая жизнь кажется мне пустой, горло сводит от тоски.

Пуки, справив малую нужду, запрыгивает мне на колени. Я глажу ее по спинке, поправляю розовый беретик между ушек.

– Я столько раз ошибалась! Взять хотя бы неудачу с Престоном. Физика по крайней мере не чревата разочарованием. – Меня удивляет собственный горестный тон – подтверждение того, что день выдался хуже некуда. – Я повздорила с Девоном.

– Ах, милая, столкновения – не твой путь. Расскажи мне все, ничего не забудь.

Она садится рядом со мной, и я описываю свое свидание с Родео, потом разыгрываю в лицах свою мини-стычку с Девоном.

Это мучительно, особенно гадкие эпизоды, которые лучше бы забыть, но у меня, что называется, эйдетическая память: я в точности запоминаю ментальные образы, их речевое сопровождение и много чего еще. Мне никогда не забыть запах Девона, ощущение, которое у меня было, когда я прильнула к его груди. Точеные каменные мышцы, аромат лета, сладостный мужской вкус. Все это я суммирую словами:

– Со мной случился старомодный приступ раздражительности, и я вылетела вон. Это все Джек виноват: теперь я, с точки зрения Девона, нуждаюсь в защите. – Я чешу Пуки под подбородком. – Стоит ему меня увидеть, как он вспоминает о моей девственности. Он ломает голову, что со мной не так. Теперь понятно, почему он так на меня глазел на свадьбе Елены.

Она шлепает меня по руке, хлопает густо накрашенными ресницами и сует мне косяк.

– Судя по твоему виду, тебе невредно курнуть.

Я усмехаюсь.

– Не отказывайся, будет польза. Раскрывает мозги, высвобождает мысль. – В подтверждение своих слов она игриво приподнимает брови.

– Сейчас мне нужно напрячь мое серое вещество.

Она смеется. У меня звонит телефон. Мама. Я со стоном включаю автоответчик и встаю.

– Может быть, в следующий раз. Меня зовет дочерний долг.

Ставя собачонку на ступеньку, я изучаю лицо хозяйки.

– Как прошел день у вас? Все путем?

Она активно жестикулирует руками, унизанными перстнями.

– В подвале повылетали пробки. Ох уж мне это электричество! Мусоровоз так и не приехал. Пуки нагадила мне в комнатные туфли. Все как обычно. – Она тушит свой косяк, прячет его за ухо и направляется к входной двери.

– Значит, ничего выдающегося?

Она морщит нос.

– Если тебе любопытно, говорила ли я с мистером Бруксом, то нет, не говорила. Зачем мне его лысая башка и сморщенные губы? Пусть целует мою петунию.

Я обнимаю хозяйку. Брукс – ее давний приятель, они расстались примерно тогда же, когда мы с Престоном. С тех пор мы жалуемся друг другу.

– Жалко.

– Он годится для того, чтобы немного с ним поразвлечься, но переживать из-за него? Слишком много чести.

– Мы с вами – два сапога пара. – Мы вместе поднимаемся по лестнице, я помогаю ей преодолеть последние ступеньки.

– Зря я не захватила палку, – ворчит она, когда мы подходим к лифту – тесному, зашарканному и темному, но исправно делающему свое дело. Кабина стоит на первом этаже, я нажимаю кнопку вызова. Дверцы раздвигаются.

– Вам надо заменить коленный сустав, – говорю я, поддерживая Миртл за локоть. – Вы же знаете, я буду за вами ухаживать, пока будете поправляться.

Она отмахивается и подставляет ногу, чтобы дверцы не захлопнулись.

– Как насчет суши завтра вечером?

Я согласно киваю.

– Роллы-пауки и жареные вонтоны. У вас.

Она указывает пальцем на одну из двух дверей на втором этаже.

– Давай пригласим нового жильца. Его зовут… – Она наклоняется ко мне и переходит на шепот: – Джон Уилкокс. Только сегодня поселился. Красавец, всего пятьдесят с небольшим.

Глаза у нее так и сияют. Она уже знакомила меня с бакалейщиком, с пекарем, с парнем, разносящим воскресную газету. Все без толку.

– Заберите его, пожалуйста, себе.

Она обдумывает предложение.

– У него кошка, а у меня аллергия.

– Примите «Бенадрил».

Она гладит себе подбородок.

– Вообще-то вечернее поедание суши – женское занятие. Так сложилось исторически.