Онлайн книга «Ева»
|
Ронни встретила Фрэн сухо. Скрестив руки на груди, она прямо смотрела ей в глаза: – Тебе тут не рады, девочка. Лучше бы вам с кавалером уйти. Фрэн не дрогнула. – Сегодня пятница. Каждый может спеть все, что его душе угодно. Я хочу спеть. Или откажешь мне? Ронни стояла в тени и нельзя было разглядеть выражение ее глаз. Все затаили дыхание. Неписаным и нерушимым правилом было, что кто бы ты ни был – молодой, старый, нищий, богач, взрослый, ребенок – ты можешь выйти на сцену, как бы неумело или плохо ты не пел, и одна песня всегда принадлежала тебе. Вторую должны были попросить, но первая – твоя по праву. Ронни взяла стакан со стойки и начала его тщательно протирать. – Пой. – Даже не дашь мне микрофон? – Нет. Фрэн усмехнулась, но казалось, не огорчилась. Повернулась к залу лицом, оперлась руками о стойку и легко запрыгнула наверх. Люди загудели: неслыханная наглость! Немыслимо! Эта девчонка вконец сошла с ума! Фрэн начала петь легко, без всяких пауз и подготовок, совершенно не смущаясь отсутствием музыки. Иди сюда, детка. Знаешь, меня бесит, Как ты пытаешься добрыми поступками загладить вину после своих шалостей. По-моему, мы чаще занимаемся примирением, чем любовью. Такое ощущение, что ты всегда думаешь о чём-то своём, только не обо мне. Детка, лучше избавляйся от этих безумных привычек, слышишь меня? 7 Мое сердце пропустило удар. Эта песня! Сколько раз мы пели ее у камня, веселясь и пузырясь от собственной дерзости, ведь это явно было не то, что можно исполнить перед толпой знакомых и родственников. Мы притворялись, что мы Лив Тайлер и Алисия Сильверстоун, Нил, изображая Дина Келли, жеманно откидывал голову назад и призывно вилял бедрами, а мы с Фрэн извивались вокруг него и надували губы, пока смех не начинал душить нас и мы не валились на траву от дикого хохота. Я посмотрела на Фрэн. Фрэн смотрела на меня. «Она поет для меня, не для Нила» – эта мысль обожгла, как кипящее масло, бабочки в животе камнем упали – я тоже отвернулась от нее, я бросила ее, как и все остальные, я, которая называла себя ее подругой – и я подхватила строфу в каком-то стихийном порыве, даже не успев осмыслить, какого черта сейчас делаю. Скажи, что ты уезжаешь на семичасовом поезде В Голливуд. Детка, ты мне это уже столько раз говорила! Я уже начинаю привыкать к мысли, что плохо – это хорошо. Такая любовь превращает человека в раба. Такая любовь загонит кого угодно в могилу. И сразу стало легко. То, что мы делали, что пели, было вызывающим и неправильным, но одновременно самым правильным в данный момент. Я видела, как вспыхнули глаза Фрэн, как прежняя лукавая улыбка озарила ее лицо, вернув обратно прежнюю Фрэн, девчонку, влюбленную, напуганную, запутавшуюся, мечтающую о любви, как и все мы, но неожиданно ее получившую. Я прошла через бар и запрыгнула рядом с ней на стойку и куплет мы допевали в унисон, болтая ногами в воздухе. Я схожу с ума, детка, я схожу с ума. Ты меня заводишь, а затем – тебя и след простыл… Да, ты сводишь меня С ума. Я схожу с ума по тебе, детка! Что мне сделать, любимая, мне так стрёмно! Ни одна из нас не удивилась, когда после припева к нам присоединился еще один голос: Нил. Он лунной походкой появился из глубины зала, молодежь заулюлюкала и стала отчаянно ему хлопать. Сняв воображаемую шляпу, он протянул нам обе руки и ухватившись за наши ладони, легко вспрыгнул на барную стойку и запел в воображаемый микрофон, отчаянно вихляя бедрами: Ты собираешь свои вещи и говоришь жестким тоном, Что тебе пора. На фразе Но я-то знаю, что под этим пальто ты совершенно обнажённая, Нил лихо задрал вверх майку и страстно погладил себя по животу, соблазнительно надувая губы трубочкой. Люди начали переглядываться. Некоторые явно сердились на этот фарс, но большинство уже смеялось в голос. Детские безумные выходки – это было для них понятным злом, они знали, как на это реагировать и как с этим бороться. Нам стали хлопать и подпевать и когда закончилась песня, на мгновение все стало почти так, как было. Но только на мгновение. Фрэн взглянула на нас с Нилом печальной улыбкой, обняла сразу обоих и бросилась к выходу, в объятия Ника. Они ушли вместе, он держал ее за талию и его вид говорил, что он готов сражаться за нее со всем миром сейчас и потом. Передо мной материализовались родители и я второй раз за вечер поразилась тому, как похожи эти две пары: Фрэн и Ник, Элена и Джек. А если сходство не только внешнее? «Когда-то у твоей мамы была другая жизнь. Когда-то у твоей мамы был другой муж» неприятно прошептал коварный голосок внутри меня. Мама была очень серьезной и смотрела на меня так, как будто читала мои мысли, мне стало неуютно. – Я, пожалуй, пойду. – Да, пожалуй, тебе пора. – в папином голосе была насмешка и еще он сердился. Немного, но сердился. – Вы тоже идете? – Нет, мы с мамой придем позже. Ложись, не жди нас. Нил, ты проведешь ее? – Папа даже не спрашивал, он утверждал, как будто то, что Нил меня проведет, было делом утвержденным. – Да, мистер Райан. Конечно, я проведу. Не волнуйтесь насчет этого. Мы шли домой дорогой, которой ходили целое лето, но в этот раз все было по-другому. В нашем молчании появилось напряженное ожидание, каждый хотел сделать первый шаг и ни один не осмеливался. Мы попробовали было обсудить произошедшее в баре, но разговор не клеился, оба думали о другом. Скоро стал виден наш дом, до него оставалось не более пяти минут медленным шагом. Как по команде, мы остановились. – Я пойду. – Хорошо. Пока. Оба не двигались с места. Мы потянулись друг к другу одновременно. Этот поцелуй был уже совершенно другим, не таким робким, как утренний. Оба были уверены, что хотим одного и того же. Стоя на крыльце, мы обнимались, целовались, шептали разные глупости, которые всегда шепчут влюбленные. |