
Онлайн книга «Смерть не имеет лица [= Преданность смерти ]»
![]() Дверь приоткрылась всего лишь на щелку, в которой показался угрюмый серый глаз. – Что вам нужно? – Лейтенант Даллас из нью-йоркской полиции. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Роуван. Можно войти? – Это не Нью-Йорк, и здесь у вас нет никаких прав и полномочий. – У нас к вам всего несколько вопросов, – повторила Ева. – И у нас есть официальное разрешение. Для вас, миссис Роуван, будет проще, если мы сделаем это здесь, чем если вас препроводят для допроса в Нью-Йорк. – Ева извлекла значок и показала его Монике. – Нам не хотелось бы причинять вам неудобства. Мы не отнимем у вас много времени. – Не хочу, чтобы у меня в доме околачивалась полиция, – проворчала женщина, но дверь открыла. – Ни к чему здесь не прикасайтесь! Ева вошла в крошечную прихожую, которую только в насмешку можно было бы назвать холлом. Ее площадь составляла не более квадратного метра, пол был покрыт поблекшим, нещадно изношенным линолеумом. – Вытирайте ноги. Вытирайте свои поганые полицейские ботинки, прежде чем войдете в мой дом! Ева послушно отступила и вытерла ноги о коврик. Это дало ей еще минуту, чтобы разглядеть Монику Роуван. Фотография в досье вполне соответствовала натуре. Ева видела перед собой женщину с суровым лицом и мрачным взглядом серых глаз. Глаза, кожа и волосы, казалось, имели одинаково блеклый цвет. На Монике был длинный, до пят, фланелевый халат. Хозяйка, видимо, боялась холода: в доме было жарко, и Ева сразу почувствовала себя неуютно в своей куртке и джинсах. Стоило Еве только подумать об этом, как Моника рыкнула: – Закройте дверь! Нечего выпускать из дома тепло! Знаете, во сколько обходится отопление в этих краях? Коммунальной компанией заправляют государственные трутни. Пибоди тоже вытерла ноги, ступила внутрь и, закрыв за собой дверь, оказалась вплотную прижатой к спине Евы. Моника свирепо смотрела на них, скрестив руки на груди. – Теперь спрашивайте, что вы там собирались спросить, и проваливайте! С гостеприимством местных янки все было понятно, но Ева решила не обращать на это внимания. – Здесь тесновато, миссис Роуван. Может, нам пройти в гостиную и присесть? – Только побыстрее. У меня еще есть дела. Она повернулась и провела гостей в гостиную игрушечных размеров. Обстановка была довольно убогой, но поражала чистотой. Ева подумала, что если бы сюда случайно залетела какая-нибудь пылинка, она вылетела бы вон с воплем ужаса. Тощий кот неторопливо поднялся с ковра, издал одно скрипучее «мяу» и снова улегся на место. – Задавайте ваши вопросы и уходите. Мне нужно закончить работу по дому. Пибоди включила запись, Ева повторила обычную преамбулу допроса и спросила: – Вы понимаете ваши права и обязанности, миссис Роуван? – Я понимаю лишь то, что вы явились в мой дом без приглашения и мешаете мне работать! Мне не нужен никакой слюнявый либеральный адвокат. Они все – государственные марионетки, наживающиеся на честных людях. Давайте к делу. – Вы были замужем за Джеймсом Роуваном? – До тех пор, пока ФБР не убило его и моих детей. – Вы не жили с ним к моменту его смерти? – Это еще не говорит о том, что я не была его женой! – Согласна, мэм. Не говорит. А можете сказать, почему вы жили отдельно от него и детей? – На вопросы, касающиеся моей частной жизни, я отвечать не обязана. – Моника снова сложила на груди руки. – У Джейми голова была занята многими проблемами. Он был большим человеком. Долг любой жены – не мешать мужу реализовывать свои возможности, потребности и желания. – А как же ваши дети? Вы не принимали во внимание их потребности и желания? – Джейми хотел, чтобы дети были при нем. Он обожал их. «Тебя-то он, судя по всему, не слишком обожал», – подумала Ева и вслух спросила: – А вы, миссис Роуван, обожали своих детей? Ей не следовало задавать такой вопрос, и Ева разозлилась на себя за то, что он сорвался у нее с уст. Моника резко вскинула голову на жилистой шее и разразилась тирадой: – Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Я вынашивала в себе каждого из них по девять месяцев и рожала в муках и крови! Я выполняла свой долг по отношению к ним – содержала их в чистоте и сытости. Правительство давало мне за это жалкие гроши. Какой-то презренный коп в этой стране имеет больше, чем сидящая с детьми мать! Интересно, кто вставал к ним по ночам, когда они начинали орать? Кто убирал за ними? А ведь нет больших грязнуль, чем дети. Мне приходилось трудиться, стирая руки до костей, чтобы держать дом в чистоте. «Хватит о материнской любви», – решила Ева, напомнив себе о том, что это не касается существа вопроса. – Вы, очевидно, были осведомлены о деятельности вашего мужа. Что вы можете сказать о его отношении к террористической группе «Аполлон»? – Пропаганда и ложь! Ложь ФБР! – Моника только что не сплюнула при этих словах. – Джейми был великим человеком, героем! Если бы он стал тогда президентом, эта страна не была бы сейчас в таком дерьме. – Вы работали с ним? – Место женщины – поддерживать чистоту в доме, готовить приличную еду и рожать детей. – Она скривила губы в презрительной усмешке. – Вы обе, наверное, хотели бы стать мужчинами. Но я-то знаю, для какой работы господь создал женщину. – Муж разговаривал с вами о своей работе? – Нет. – Вы встречались с кем-либо из людей, связанных с ним по роду его деятельности? – Я была его женой. Я обеспечивала чистоту дома, в который приходили те, кто верил в него. – Уильям Хенсон верил в него, миссис Роуван? – Уильям Хенсон был верным и блестящим человеком. – Вы не знаете, где я могла бы найти этого верного и блестящего человека? Моника прищурилась, и Еве показалось, что в глубине ее глаз мелькнула усмешка. – Псы из ФБР охотились за ним и в конце концов убили – как они убили всех тех, кто был верен. – Серьезно? У меня нет данных, подтверждающих его смерть. – Заговор. Тайный сговор. Дымовая завеса, – отрывисто, словно рубя что-то на кухне топориком, произнесла Моника; при этом из ее рта вылетали брызги слюны. – Честных людей вытаскивали из домов, бросали за решетку, морили голодом, пытали, казнили… – Миссис Роуван, а вас вытаскивали из дома? Бросали за решетку, пыхали? Моника пожала плечами: – Я была им не нужна. – Вы можете назвать мне имена тех, кто верил в вашего мужа и сейчас еще жив? – Прошло более тридцати лет. Эти люди приходили и уходили, я никого из них не помню. |