Онлайн книга «Во власти черных птиц»
|
Где-то ближе к концу моих страданий мне привиделась анаграмма, которой Стивен подписал свой снимок молнии. РОМПОТИС. Во сне эти слова горели за стеклом разбитой рамки, которая слишком часто падала на пол моей спальни. Я изо всех сил пыталась понять их значение, но буквы скользили среди коричневатых волн, складываясь в десятки бессмысленных фраз. ПОТИС. РОМ. У меня болела голова. Я терла свои измученные глаза и пыталась вызвать к жизни истинное название. РОМ ПОТИС. Прежде чем сон закончился, я его увидела – ясно и отчетливо. ПОСМОТРИ Я проснулась в каком-то неосвещенном углу больницы. Моя голова была обмотана промокшими от пота бинтами, и что-то неприятно стягивало большой палец правой ноги. Пот пропитал и прилипшую к моему телу больничную сорочку. Во рту стоял неприятный кислый привкус. С невероятным усилием я приподняла голову, чтобы взглянуть на свои ноги, и обнаружила у себя на пальце бирку смерти. – Боже милостивый! Она все еще борется за жизнь. – Коренастая медсестра, которая ухаживала за мной после удара молнией, вразвалку подошла ко мне. Ее серо-синие глаза светились над маской. – Тебя ударила молния, ты получила почти смертельное сотрясение мозга, тебя целую неделю терзал грипп, а ты хлопаешь глазенками, как растерянный новорожденный. Хотелось бы мне, чтобы у всех моих пациентов была такая мощная воля к жизни, как у тебя. Я смотрела на женщину, открыв рот. – У меня был грипп? – Еще какой. – Она положила свой планшет на кровать возле меня и прижала к моему лбу прохладную ладонь. – Когда тебя сюда привезли с травмой головы, у тебя была температура выше сорока градусов и развилось тяжелое воспаление легких. Приходили следователи. Хотели с тобой побеседовать, но я сказала им, что если они желают с тобой поболтать, им придется обратиться к медиуму-спиритуалисту. Я пошевелила пальцами на ноге, пытаясь унять зуд. – Это у меня там трупная бирка? – Ага. Так и думала, что стоит мне ее привязать, как тебе обязательно захочется доказать, что я снова ошиблась. – Она подошла к изножью кровати и развязала шнурок. – И, кажется, это сработало. – Сколько я здесь уже нахожусь? – Дай подумать. Сегодня воскресенье, десятое ноября… – Она перелистала свой планшет. – Ты поступила четвертого ноября. С тех пор кайзер Вильгельм отрекся от престола и сбежал в Голландию. – Правда? Война закончилась? – Еще нет, но мы все надеемся, что это скоро произойдет. Очень скоро. Она извлекла из своего белого кармана градусник и хорошенько его встряхнула. – Кто-нибудь принес мою черную докторскую сумку? – спросила я. – Я оставила ее в красном автомобиле перед одним домом на Коронадо. – Она стоит прямо под твоей кроватью. – Мне нужно посмотреть на одну фотографию, которая в ней лежит. – Тебе нужно вначале измерить температуру. – Пожалуйста, подайте мне мою… Я не успела произнести больше ни слова, потому что она сунула мне в рот маленькую стеклянную трубку. Из-за термометра у меня зачесались щеки, и мне очень хотелось вытолкнуть его языком, но мне была нужна ее помощь. Она засекла время на своих наручных часах, и после невыносимо долгого ожидания, продлившегося, как мне показалось, не меньше часа, она извлекла градусник из моего рта. – Тридцать семь. – Ее глаза увлажнились. – Поздравляю, мой маленький боец. Ты побеждаешь этот печально известный испанский грипп. Я попыталась сесть. – А теперь можно мне мою сумку? – Ложись, ложись, ты еще не совсем выздоровела. – Держа за плечи, она уложила меня обратно на койку. – Я достану то, что тебе нужно, но потом тебе будет нужно отдыхать, есть и пить, чтобы мы смогли отпустить тебя домой. И вообще, откуда у тебя докторская сумка? – Моя мама была врачом. – Твоя мама врач? – Она присвистнула. – Тогда понятно, в кого ты такая бойкая, детка. Я услышала щелчок замка под кроватью и сглотнула в предвкушении. – Я вижу хорошенькую бабочку… – Нет, другое фото. С молнией. – Держи. – Она положила фотографию Стивена мне на живот. – Ой-ой-ой, какая красота! Должно быть, это снято очень талантливым фотографом. – Да, очень. Я провела пальцами вниз по расколотой рамке к надписи под снимком. Это были именно те слова, которые я помнила. Надпись под более старым, стертым названием, гласила: РОМПОТИС. ПОСМОТРИ. Вовсе не название. Просьба. Сестра похлопала меня по колену. – Ну хорошо. Я пойду посмотрю, как там другие пациенты, а потом принесу тебе бульон и попрошу доктора, чтобы он послушал твои легкие и осмотрел голову. Никуда не уходи. Она усмехнулась и ушла, бесшумно ступая мягкими подошвами туфель. Я отогнула бумагу под фотографией и увидела блеск золотого ключа… и записку, написанную на этой картонке великолепным почерком Стивена. 29 апреля, 1918 года Моя дорогая Мэри Шелли! Мой рассудок продолжает проигрывать вчерашние события, и каждый раз все заканчивается иначе, без появления Джулиуса, который все нам испортил. Вчерашнее утро представляется мне неоконченным произведением искусства – прерванным и испорченным. Если бы у меня было еще хотя бы пять минут, я бы целовал тебя до боли в губах и сказал бы, что любил тебя с той самой минуты, когда ты починила мою камеру на ступенях церкви, когда мы были совсем еще детьми. Даже когда кажется, что происходит что-то ужасное, ты всегда поддерживаешь меня, Шелл, если не лично, то своими письмами. Даже в самые мрачные моменты моей жизни ты всегда напоминала мне, что на самом деле жизнь чертовски интересная штука (прости, не подберу слов, чтоб это выразить). И сражаться в этой войне стоит хотя бы уже за то, чтобы люди вроде тебя имели возможность мечтать и воплощать свои мечты в реальность. Эта фотография, мой подарок тебе, – маленькая компенсация за то, что ты терпимо относишься к играм моего брата в привидения, и за то, что благодаря тебе я буду выполнять воинский долг со спокойной душой. Я сфотографировал грозу из окна моей спальни прошлой зимой. Рискну предположить, что ты была бы в восторге от зрелища молний, вонзающихся в Тихий океан. Жаль, что тебя тогда не было рядом со мной. Ты также найдешь здесь ключ от сейфа на главпочтамте Сан-Диего. Номер ячейки и адрес моей полевой почты я написал ниже. К сожалению, не успеваю лично отнести эту посылку на почту. Мне пришло в голову передать этот ключ тебе, когда я одевался сегодня утром, готовясь покинуть дом. Я надеюсь, что мама отправит ее прежде, чем вмешается Джулиус, а ты разгадаешь эту анаграмму так же искусно, как у тебя это получилось с фото «Тело». Обычное письмо, попав в руки Джулиуса, скорее всего, просто исчезло бы. |