Книга Долг оплачен, страница 5 – Татьяна Анина

— Привет, мам, — постаралась голосом не выдать, что нахожусь на грани истерики. — Как у тебя дела?

— Теперь лысая, — рассмеялась она. Ей делали облучение или какую-то другую страшную процедуру, от которой волосы выпадают. — Вы приехали уже?

— Нет, задержались. Завтра приедем, — мастерски врала я.

— Ты следи там за чёртовой бабушкой, она такую ересь мне сегодня с утра говорила.

— Звонила? Она тебе звонила? — не поверила я, конфликт-то был серьёзный. Они не разговаривали полгода. Через меня транслировали свои гадости.

— Представляешь. Сказала, что чувствует смерть свою. Собака такая. И, мол, за тебя беспокоится, что ты по ночам где-то пропадаешь.

— Мам, я не виновата, что у Андрюхи концерты только ночные, — оправдывалась я, наминая ужин. — Он меня иногда приглашает на флейте им подыграть.

Это было правдой. Только не о тех ночных похождениях бабуля беспокоилась, когда я накрашенная уходила в ночной клуб. Её больше настораживали мои исчезновения в чёрном спортивном костюме.

— Хочешь ещё? — тихо спросил Александр, когда моя тарелка опустела. Я отрицательно покачала головой, быстро выпила свой компот и отложила посуду в сторону.

Отошла, чтобы ему не мешать. Села на край кровати и слушала, как мама рассказывает больничные байки.

Она ни разу не обмолвилась о смертельных случаях, говорила исключительно о тех, кто выздоровел, поборол болезнь. И я больше не слышала от неё слов о Европе, где ей точно помогут, о дорогостоящих лекарствах. Потому что она знает — я единственная кормилица в семье. И бабушкина пенсия была добавкой, но никак не основным заработком. Мамочка думала, что я копейки собираю на своих подработках. А у меня уже половина суммы собрана, чтобы отправить её на лечение в Германию. Осталось немного…

Санчес ушёл в туалет. Вернулся со стиранными тёплыми носками.

— Стирай носки и СМС, — усмехнулся он, проходя мимо меня к батарее, где развесил носки.

Я вдруг улыбнулась. Бабулю жалко до слёз, но у меня есть за кого бороться, ради кого жить. Вот мама звонит, Анжелике сейчас напишу.

И сатир.

Он тоже мой. Не знаю, почему я так решила, но мне было с ним безопасно и хорошо рядом. Наверно, болото нас обручило очень страшным происшествием. Пережив на пару такое, мы никогда это не забудем. Ощутила сильную слабость.

Распрощалась с мамой. Сняла джинсы и свитер, осталась в лёгкой футболке. Только покрывало шерстяное откинула и под простынь залезла, как почувствовала, что задыхаюсь.

Запоздалая реакция на шок.

У меня всегда так.

Горло сковали невидимые стальные ошейники. Я, звучно всхлипывая, стала ловить порциями воздух, но вздохнуть полной грудью так и не получилось. Беспомощно махала руками и разревелась. Сквозь пелену слёз смотрела на комнату, которая разъезжалась, как краски под потоком воды.

— Ты что? — обеспокоенно подлетел ко мне Санчес и прижал к себе, а я не чувствовала его прикосновений. — Тихо, тихо, малыш.

Как же так случилось? Вот такой весь сказочный, странный сатир вдруг не погиб страшной смертью? И не было бы человека рядом со мной. А что, если бы он умер на моих глазах, а следом бабушка? Жалко Санчеса, так жалко, что даже то, что всё хорошо закончилось, мои переживания заглушить не могли.

А бабушка? Понятно, что она после смерти деда каждый день умирала, купила уже себе сарафан похоронный и тапочки белые. Достанется всё мне в наследство, потому что хоронить её завтра будут в той одежде, в которой из деревни ехала. Я ругала её, что с мамой ссорилась. Осуждала из-за отсутствия мудрости. Когда маму положили в больницу, она пыталась со мной скандалить, но у меня в комнате дверь на замке и наушники хорошие, много не наговоришь. Но я любила её. Родная ведь.

Вера влила в меня горькую микстуру и споила стакан воды.

— Трясёт всю, — говорил где-то рядом Санчес.

— Стресс, что вы хотите. Укройте, мёрзнет, — командным голосом отозвалась Вера. Она, наверное, старшая медсестра, только они так могут говорить. Зло и в тоже время правильно. И свет они выключают, когда их не просят.

Тело моё содрогалось. Зубы стучали и дрожали губы. Меня укутали в одеяло.

Неожиданно холод отступил, и я почувствовала, как становится тепло и спокойно.

Я сидела на его коленях в тисках сильных рук. И длинные мужские пальцы гладили меня по голове. От Александра пахло нашим деревенским домом. И сквозь дедовский свитер просачивался запах мужчины. Горьковатый, терпкий аромат, который пролез в мои ноздри, и я вздрогнула от удовольствия, что разлилось внизу живота и пустило по телу приятную истому.

— Прости меня, — как в бреду сказала я.

— За что? — печально усмехнулся он.

— Ты показался мне вначале очень страшным. А теперь я понимаю, что ты просто страшно красивый.

Он ничего не ответил, я чувствовала, как он тихо смеётся.

— Давай-ка ляжем.

Санчес уложил меня в постель, укрыл простыней, сверху двумя шерстяными одеялами. Он лёг рядом. Полежал от силы минутку, а потом сгрёб в объятия, аккуратно уложив мою голову себе на грудь. И я услышала, как неровно бьётся его сердце, как он размеренно дышит. Пальцы его путались в моих нечёсаных волосах, теребили пряди. И я успокоилась. Мне стало так хорошо и приятно, что почувствовала, сонливость. Но так хотелось с Александром больше времени провести. Поговорить, что ли.

— Ты говоришь на мексиканском языке? — прошептала я.

— Испанский — родной язык в Мексике, — усмехнулся он.

— А-а, другое дело, — закрыла глаза и улыбнулась.

— Ты знаешь что-нибудь на испанском? — с любопытством прохрипел мужчина. Всё-таки простыл после такого купания.

— Al huele pido rosa? — хихикнула я.

Он рассмеялся в голос. Я оторвала голову от его содрогающейся груди и посмотрела на лицо, которого в темноте было почти не видно, но мелькали белые зубы.

— «Al» убираем и переводим как «пахнет розовым», — хохотал Санчес. — Неплохо для начала.

Он провёл по моему лицу пальцем. От такого прикосновения, как от электричества, разряды по всему телу. Такой трепет меня посетил. Я почувствовала, как потяжелели мои губы, захотелось целоваться. Но решительности у меня на этот счёт никогда не хватало.

— Ты женат? — спросила я, покусывая непослушные губы, чтобы не зудели мне тут и не требовали непотребства. Темно, и он не увидит, как сильно я при таком вопросе краснею. Но палец, что проезжался от виска к губам, наверное, выдаст, что я прямо горю от стыда и эмоций.

— Нет, — прошептал Александр.

— Почему? Ты же такой взрослый, — недопонимала я. — Или ты из тех, кто старается не жениться, а имеет десяток любовниц?

— Вообще-то некогда, — он сказал это чуть ли не с обидой. — Из Мексики я приехал в июле. Здесь так работой загрузили, что это был единственный выходной, вот буквально вчера. И…